|
мальчишек. Пара молодых людей заняла столик и
мальчишки окружили их, прося почистить их обувь. Молодые
люди отказались, и я был удивлен, увидев, что мальчтшки не
стали настаивать, а вернулись и сели на свое место. Через
некоторое время трое мужчин в деловых костюмах поднялись и
вышли, и мальчишки, подбежав к их столику, начали есть
остатки пищи. Через несколько секунд тарелки были чистыми.
То же самое повторилось с объедками на всех остальных
столах.
Я заметил, что дети были весьма аккуратны; если они
проливали воду, то они промокали ее своими собственными
фланельками для чистки обуви.. Я также отметил тотальность
их уборки съестного. Они съедали даже кубики льда,
оставшиеся в стаканах, лимонные дольки из чая, кожуру и т.п.
Не было совершенно ничегою что бы они оставляли.
За то время, что я был в отеле, я обнаружил, что между
детьми и хозяином ресторана существует соглашение: детям
было позволено околачиваться у заведения с тем, чтобы
заработать немного денег у посетителей, а также доедать
остатки пищи на столиках с тем условием, что они никого не
рассердят и ничего не разобьют. Их было одиннадцать человек
в возрасте от пяти до двенадцати лет, однако самый старший
держался особняком от остальной группы. Они намеренно
отталкивали его, дразня его частушкой, что у него есть
лобковые волосы и он слишком стар, чтобы находиться среди
них.
После трех дней наблюдения за тем, как они подобно
стервятникам бросались на самые непривлекательные объедки, я
искренне расстроился и покинул город с чувством, что нет
никакой надежды для этих детей, чей мир был уже раздавлен их
каждодневной борьбой из-за куска пищи.
- Ты их жалеешь? - воскликнул дон Хуан вопрошающим
тоном.
- Конечно, жалею, - сказал я.
- Почему?
- Потому что я озабочен благосостоянием окружающих меня
людей. Эти мальчики - дети, а их мир так некрасив и мелок.
- Подожди. Подожди. Как ты можешь говорить, что их мир
н е к р а с и в и м е л о к ? - сказал дон Хуан,
передразнивая мое выражение. - Ты думаешь, что твой мир
лучше, не так ли?
Я сказал, что так и думаю, и он спросил меня, почему. И
я сказал ему, что по сравнению с миром этих детей мой мир
бесконечно более разнообразен и богат развлечениями и
возможностями для личного удовлетворения и развития. Смех
дона Хуана был искренним и дружеским. Он сказал, что я
неосторожен с тем, что я говорю, что у меня нет возможности
измерить богатство и возможности мира этих детей.
Я подумал, что Хуан просто упрямится. Я действительно
думал, что он становится на противоположную точку зрения
просто для того, чтобы раздражать меня. Я искренне верил,
что у этих детей нет ни малейшего шанса для интеллектуа-
льного роста.
Я еще некоторое время отстаивал свою точку зрения, а
затем дон Хуан спокойно спросил меня:
- Разве ты не говорил мне однажды, что по твоему мнению
величайшим достижением для человека будет стать человеком
знания?
Я говорил так и повторил вновь, что, по-моему, стать
человеком знания - это одно из величайших интеллектуальных
достижений.
- Так ты думаешь, что твой очень богатый мир
когда-нибудь поможет тебе стать человеком знания? - спросил
дон Хуан с легким сарказмом.
Я не ответил, и тогда он задал тот же вопрос другими
словами - оборот, который я всегда применял к нему, когда
считал, что он не понимает.
- Другими словами, - сказал он, широко улыбаясь и
очевидно видя, что я осознаю его игру, - могут ли твоя
свобода и твои возможности помочь тебе стать человеком
знания?
- Нет, - сказал я с ударением.
- Тогда как же ты можешь чувствовать жалость к этим
детям? - спросил он серьезно. - любой из них может стать
человеком знания. Все люди знания, которых я знаю, были
детьми, подобными тем, которых ты видел, подъедающими
объедки и вылизывающими столики.
Аргумент дона Хуана дал мне неприятное ощущение. Я не
чувствовал жалости к этим обделенным привелегиями детям
оттого, что им не хватает пищи, но жалел их за то, что по
моим расчетам мир уже приговорил их к интеллектуальной
неадекватности. И, однако же, по расчетам дона Хуана, каждый
из них мог достичь того, что я
|
|