то  было лицом дона Хуана, но, все же, это  знание  не
руководило  моим  восприятием; это было, скорее,  логическое
заключение  с  моей  стороны, и в конце концов,  моя  память
подтвердила  это  мгновением раньше: "дон Хуан,  которого  я
знаю",  держал   меня   под   мышками.   Поэтому  необычный,
светящийся  предмет напротив меня должен был быть лицом дона
Хуана;  это было близко к этому, но, однако, это не походило
на  то,  что я мог бы назвать "настоящим" лицом дона  Хуана.
То,  на что я смотрел, было круглым предметом, который  имел
свое  собственное свечение. Каждая часть в нем двигалась.  Я
ощущал  сдержанное, волнообразное, ритмическое течение;  это
было,  как  будто текучесть заключалась внутри него  самого,
никогда  не  двигаясь  за его пределами; и, все  же,  объект
перед моими глазами медленно тек движением в любом месте его
поверхности.  Мне  пришла  мысль, что это  медленно  текущая
жизнь.  В  действительности, это было таким живым,  что  был
поглощен    рассматриванием   этого   движения.   Это   было
гипнотизирующим волнением. Оно все больше и больше поглощало
меня  до  тех  пор, пока я не мог больше различать,  что  за
феномен был перед моими глазами.
     Я  пережил  внезапный толчок; светящийся  предмет  стал
неясным,  как будто что-то волновало его, и затем он потерял
свое  свечение  и стал плотным и толстым. И затем  я  увидел
знакомое  темное лицо дона Хуана. Он спокойно улыбался.  Вид
его  "настоящего"  лица сохранялся мгновение, а  затем  лицо
снова приобрело свечение, блеск и переливчатость. Это был не
свет,  каким  я  привык ощущать свет, и  даже  не  свечение;
скорее,  это было движение, неправдоподобно быстрое мерцание
чего-то.  Светящийся предмет начал подскакивать вверх и вниз
снова,  и  это разрушало его волнообразную целостность.  Его
свечение  уменьшалось  как бы толчками до тех пор,  пока  он
снова  не  стал "плотным" лицом дона Хуана, таким,  каким  я
видел  его  в обычной жизни. В этот момент  я  неопределенно
понял,  что дон Хуан тряс меня. Он также говорил мне что-то.
Я не понимал, что он говорит, но так как он продолжал трясти
меня, я, наконец, услышал его.
     -  Не смотри на меня. Не смотри на меня, - продолжал он
говорить.  - Убери свой взгляд. Убери свой взгляд.  Переведи
свои глаза.
     Тряска моего тела, казалось, заставила меня убрать свой
постоянный  пристальный  взгляд;   очевидно,   когда   я  не
всматривался  внимательно  в  лицо дона Хуана,  я  не  видел
светящегося предмета. Когда я отвел свои глаза от его лица и
видел  это  уголком моего глаза, так сказать, я мог  ощущать
его  плотность; то есть я мог ощущать трехмерного  человека;
не  смотря действительно на него, я мог, фактически, ощущать
все  его  тело,  но  когда я  фокусировал  свой  пристальный
взгляд, лицо его становилось сразу светящимся предметом.
     - Не смотри на меня вообще, - сказал дон Хуан серьезно.
     Я отвел глаза и посмотрел на землю.
     -  Не  фиксируй свой взгляд ни на чем,  -  повелительно
сказал дон Хуан и шагнул в сторону, чтобы помочь мне идти.
     Я  не  чувствовал  своих  ног и не мог  понять,  как  я
выполнял  движения,  однако, с помощью дона  Хуана,  который
держал  меня под мышку, мы прошли весь путь к задней стороне
его дома. Мы остановились у канавы.
     - Теперь смотри на воду, - приказал мне дон Хуан.
     Я  посмотрел  на  воду,  но не мог  вглядеться  в  нее.
Почему-то  движние   течения   отвлекало   меня.   Дон  Хуан
настойчиво  убеждал  меня  в шутливой манере  упражнять  мое
"вглядывание  силы",  но   я   не   мог  сосредоточиться.  Я
пристально посмотрел на лицо дона Хуана еще раз, но свечение
не становилось очевидным сколько-нибудь больше.
     Я начал испытывать необычный зуд на моем теле, ощущение
членов,   которые   заснули;   мускулы   моих   ног   начали
подергиваться.  Дон  Хуан столкнул меня в воду, и я упал  на
дно.  Он, по-видимому, держал мою правую руку, когда  толкал
меня,  и  когда  я ударился о мелкое дно,  он  вытянул  меня
опять.
     Мне  потребовалось долгое время, чтобы достичь контроля
над  собой.  Когда мы вернулись через несколько часов к  его
дому,  я  попросил  его объяснить мое переживание.  Когда  я
оделся  в  сухую одежду, я возбужденно описал ему то, что  я
ощущал, но он отбросил весь мой отчет, сказав, что в этом не
было ничего важного.
     -  Большое  дело! - сказал он, смеясь надо мной.  -  Ты
видел свечение, большое дело.
     Я настаивал на объяснении, но он встал и сказал, что он
должен уйти. Было почти пять часов пополудни.
     На следующий день я снова настаивал на обсуждении моего
необычного переживания.
     - Это было  в и д е н и