,   дон Хуан? - спросил я.
     Он был спокоен и таинственно улыбался, в то время как я
заставлял его ответить мне.
     -  Можно  сказать,  что  в и д е н и е    до  некоторой
степени подобно этому, - сказал он, наконец. - Ты пристально
смотрел  на мое лицо и увидел его сияющим, но это было,  все
же,  мое лицо. Так происходит, что дымок заставляет  каждого
пристально смотреть, подобно этому. Это пустяки.
     - Но каком способом отличить  в и д е н и е ?
     -  Когда  ты  в и д и ш ь ,   то нет  больше  привычных
черт  в  мире. Все является новым. Все никогда не  случалось
прежде. Мир становится неправдоподобным!
     -  Почему  ты говоришь неправдоподобным, дон Хуан?  Что
делает его неправдоподобным?
     -  Нет  больше  ничего   знакомого.   Все,  на  что  ты
пристально  смотришь,   становится   ничем!   Вчера   ты  не
в и д е л .   Ты пристально смотрел на мое лицо и, так как я
нравлюсь  тебе, ты заметил мое свечение. Я был не чудовищем,
подобно  стражу,  но  красивым   и   интересным.  Но  ты  не
в и д е л    меня. Я не стал ничем перед тобой. Но,  однако,
ты  сделал  хорошо.  Ты   сделал   первый  настоящий  шаг  к
в и д е н и ю .    Единственным недостатком было то, что  ты
сосредоточился  на  мне, и в этом случае я был для  тебя  не
лучше,  чем  страж.  Ты  не выдержал в обоих  случаях  и  не
в и д е л .
     - Вещи исчезают? Как они становятся ничем?
     -  Вещи не исчезают. Они не пропадают, если это то, что
ты  имеешь  в виду; они просто становятся ничем, и,  тем  не
менее, они все же здесь.
     - Как это может быть возможным, дон Хуан?
     -  Ты чертовски настойчив в разговоре! - воскликнул дон
Хуан с серьезным лицом. - я думаю, что мы не нашли правильно
твое  обещание. Возможно, то, что ты обещал, было никогда не
останавливать разговор.
     Тон  дона  Хуана был строгий. Выражение его  лица  было
озабоченным.  Я хотел улыбнуться, но не посмел. Я думал, что
дон Хуан был серьезен, но он не был серьезен. Он рассмеялся.
Я  сказал  ему,  что если я не говорил, я  становился  очень
нервным.
     - Тогда пойдем гулять, - сказал он.
     Он привел меня ко входу в каньон у подножия холмов. Это
была примерно часовая прогулка. Мы отдохнули короткое время,
и  затем  он  повел меня через густой пустынный  подлесок  к
месту  с  водой; то есть к месту, где, как он  сказал,  было
водное  отверстие. Оно было таким же сухим, как любое другое
место в округе.
     - Сядь в центре водного отверстия, - приказал он мне.
     Я повиновался и сел.
     - Ты так же собираешься сесть здесь? - спросил я.
     Я  видел,  что он собирался сесть в двадцати  ярдах  от
меня. Я сел коленями перед грудью. Он поправил мое положение
и  велел мне сесть так, чтобы я подогнул мою левую ногу  под
себя,  а правую согнул напротив ее коленом вверх. Моя правая
рука  должна  была  лежать кулаком на земле,  а  левая  рука
пересекала  мою грудь. Он велел мне повернуться лицом к нему
и  оставаться  в  этом   положении,   расслабившись,  но  не
"непринужденно".  Затем он вынул беловатый шнурок из  своего
мешка.  Он  выглядел подобно большой петле. Он закрепил  его
петлей  вокруг своей шеи и натянул левой рукой, пока он туго
не  натянулся. Он дернул натянутый шнурок правой рукой.  Тот
издал монотонный вибрирующий звук.
     Он ослабил зажатие, посмотрел на меня и сказал мне, что
я  должен  выкрикнуть особое слово, если я  почувствую,  что
что-то напало на меня, когда он дергал шнурок.
     Я  спросил,  что  должно  было напасть на  меня,  и  он
ответил,  чтобы я замолчал. Он показал мне своей рукой,  что
он  собирался  начать. Но он не начал; вместо этого, он  дал
мне  еще  одно предостережение. Он сказал, что  если  что-то
нападет  на меня очень угрожающим образом, я должен  принять
боевое  положение,  которое он показывал мне  несколько  лет
назад  и  которое заключалось в том, что я плясал, топая  по
земле  левой ногой, в то же время энергично хлопая по своему
правому  бедру. Боевое положение было частью  оборонительной
техники,    которая   использовалась   в   случаях   крайней
необходимости при опасности.
     У меня появилось мрачное предчувствие. Я хотел узнать о
том, почему мы пришли сюда, но он не дал мне времени и начал
дерганье  шнурка.  Он  делал   это   в  различных  темпах  с
регулярными  интервалами  примерно  в   двадцать  секунд.  Я
заметил,  что,  когда  он   дергал   шнурок,  он  увеличивал
натяжение.  Я мог ясно видеть, что его руки и шея дрожали от
напряжения.  Звук стал более ясным, и я понял тогда, что  он
добавлял странный выкрик каждый раз, когда он дергал шнурок.
Общее  звучание  натянутого  шнурка и  человеческого  голоса
производили странное таинственное отражение.
     Я  не  чувствовал  ничего нападающего на меня,  но  вид
напряжени