ться от своей смерти, имеет  только
одну вещь, чтобы поддерживать себя - силу своего решения. Он
должен  быть, так сказать, мастером своего выбора. Он должен
полностью  понимать,  что он сам полностью отвечает за  свой
выбор,  и  если он однажды сделал его, то у него нет  больше
времени  для  сожалений   или   укоров   себя.  Его  решения
окончательны  просто  потому,  что его смерть  не  дает  ему
времени прилипнуть к чему-нибудь.
     И,  таким  образом,  с осознанием своей  смерти,  своей
отрешенностью  и  силой  своих решений воин  размечает  свою
жизнь  стратегическим  образом. Знание о своей смерти  ведет
его и делает его отрешенным и молчаливо страждущим; сила его
окончательных  решений  делает  его способным  выбирать  без
сожалений, и то, что он выбирает, стратегически всегда самое
лучшее;  и  поэтому он выполняет все со вкусом  и  страстной
эффективностью.
     Когда  человек  ведет  себя  таким  образом,  то  можно
справедливо сказать, что он воин и что он достиг терпения!
     Дон  Хуан  спросил  меня,  не  хочу  ли  я  чего-нибудь
сказать,  и  я  заметил,  что  задача,  которую  он  описал,
отнимает  всю  жизнь.  Он   сказал,   что  я  слишком  много
протестовал  ему, и он знал, что я вел вебя или, по  крайней
мере,  старался  вести   себя,   на   языке   воина  в  моей
повседневной жизни.
     - У тебя достаточно хорошие когти, - сказал он, смеясь.
- Показывай их мне время от времени. Это хорошая практика.
     Я  сделал  жест  наподобие  когтей   и  зарычал,  и  он
засмеялся. Затем он откашлялся и продолжал:
     -  Когда  воин достиг терпения, то он на пути  к  своей
воле.  Он знает, как ждать. Его смерть сидит рядом с ним  на
его  циновке,  они  друзья. Его  смерть  загадочным  образом
советует  ему, как выбирать, как жить стратегически. И  воин
ждет! Я бы сказал, что воин учится без всякой спешки, потому
что  он знает, что он ждет свою волю; и однажды он  добьется
успеха  в  выполнении   чего-либо,   что  обычно  совершенно
невозможно  выполнить.  Он  может даже  не  заметить  своего
необычного  поступка.  Но  по мере того, как  он  продолжает
совершать  необычные  поступки,  или   по   мере  того,  как
необычные  вещи  продолжают  случаться с  ним,  он  начинает
осознавать,  что  проявляется  какого-то  рода  сила.  Сила,
которая  исходит  из  его  тела,   по   мере  того,  как  он
продвигается  по  пути  знания. Сначала она подобна  зуду  в
животе,  или теплому месту, которое нельзя успокоить;  затем
это  становится  болью, большим неудобством. Иногда  боль  и
неудобство  так  велики,  что у воина  бывают  конвульсии  в
течение  месяцев;  и, чем сильнее конвульсии, тем лучше  для
него. Отличной воле всегда предшествует сильная боль.
     Когда  конвульсии  исчезают, воин замечает, что у  него
появилось  странное чувство относительно вещей. Он замечает,
что  он  может, фактически, трогать все, что он  хочет,  тем
чувством,  которое исходит из его тела, из точки,  находящей
прямо  под или прямо над пупком. Это чувство - есть воля,  и
когда  он  способен  схватываться им, то  можно  справедливо
сказать, что воин - маг и что он достиг воли.
     Дон  Хуан остановился и, казалось, ждал моих  замечаний
или  вопросов. Мне нечего было сказать. Я был слишком  занят
мыслью,  что маг должен испытывать боль и конвульсии, но мне
было  неудобно  спрашивать его, должен ли я также  проходить
через  это. Наконец, после долгого молчания я спросил его, и
он  рассмеялся, как будто он ждал моего вопроса. Он  сказал,
что боль не была абсолютно необходима, он, например, никогда
не имел ее, и воля просто пришла к нему.
     -  Однажды я был в горах, - сказал он, - и я  наткнулся
на  пуму,  самку; она была большая и голодная. Я побежал,  и
она  побежала за мной. Я влез на скалу, и она остановилась в
нескольких  футах,  готовая к нападению. Я бросал камнями  в
нее.  Она зарычала и собиралась атаковать меня. И тогда  моя
воля  полностью  вышла, и я остановил ее волей до того,  как
она  прыгнула  на  меня.  Я   поласкал  ее  своей  волей.  Я
действительно  потрогал ее соски ею. Она посмотрела на  меня
сонными  глазами  и  легла, а я побежал, как сукин  сын,  до
того, как она оправилась.
     Дон  Хуан сделал очень комичный жест, чтобы  изобразить
человека,  которому дорога жизнь, бегущего и придерживающего
свою шляпу.
     Я  сказал ему, что мне неловко думать, что меня ожидают
только самки горных львов или конвульсии, если я хотел волю.
     -  Мой  бенефактор  был  магом  с  большими  силами,  -
продолжал  он. - Он был воин до мозга костей. Его воля была,
действительно,  его  самым чудесным достижением. Но