левый бок. Он предложил, чтобы я сжал кулак, если
это даст мне лучший упор.
     Я сжал кулак моей правой руки, так как я нашел, что это
было  легче, чем повернуть к полу ладонь, когда лежишь своим
весом  на  ней.  Я  не  спал;  я  чувствовал  сильное  тепло
некоторое время, а затем потерял всякое чувство.
     Дон Хуан лег со своей стороны напротив меня; его правое
предплечье  опиралось  на его локоть и подпирало его  голову
подобно  подушке.  Все  было совершенно спокойно,  даже  мое
тело,  в котором тогда отсутствовали тактильные ощущения.  Я
чувствовал большое удовлетворение.
     - Хорошо, - сказал я.
     Дон Хуан поспешно встал.
     -  Не  смей  начинать  с   этой  чепухи,  -  сказал  он
убедительно.  -  Не говори. Говоря, ты совершенно  потеряешь
энергию,  и  тогда сраж раздавит тебя, как ты  прихлопываешь
комара.
     Он, должно быть, подумал, что его улыбка была забавной,
потому что он начал смеяться, но внезапно остановился.
     -  Не  разговаривай,  пожалуйста,  не  разговаривай,  -
сказал он с серьезным выражением лица.
     -  Я  не  собирался ничего говорить, - сказал  я,  и  я
действительно не хотел говорить это.
     Дон Хуан встал. Я видел его уходящим к западной стороне
его  дома.  Мгновением позже я заметил, что на  мою  циновку
села  мошка, и это наполнило меня такой тревогой, какой я не
испытывал  прежде.  Это была смесь приподнятого  настроения,
страдания  и  страха. Я полностью сознавал, что передо  мной
собиралось  развернуться что-то трансуендентальное -  мошка,
которая  охраняла  другой  мир. Это была  нелепая  мысль;  я
почувствовал  себя  подобно  громко смеющемуся, но  затем  я
осознал,  что мое приподнятое настроение отвлекло меня, и  я
готов  был  упустить  переходный  период,  который  я  хотел
сделать  ясным.  В моей предыдущей попытке увидеть стража  я
смотрел  на  мошку  вначале своим левым глазом,  а  затем  я
почувствовал,  что я встал и смотрел на нее обоими  глазами,
но я не сознавал, как произошел этот переход.
     Я  увидел мошку, кружившуюся вокруг циновки перед  моим
лицом,  и  понял,  что  смотрю на нее  обоими  глазами.  Она
подлетела  очень  близко; в этот момент я не мог  видеть  ее
обоими  глазами  больше и перевел зрение на мой левый  глаз,
который  был  на уровне земли. В мгновение, когда я  изменил
фокус,  я  также  почувствовал,  что  я  выпрямил  мое  тело
полностью  в вертикальное положение и смотрел на  невероятно
огромное  животное. Оно было блестяще черным. Его перед  был
покрыт  длинными,  черными,   коварными   волосами,  которые
выглядели  подобно  шипам, проходящим сквозь  щели  какой-то
блестящей,  лоснящейся   чешуи.   Волосы   были  расположены
пучками.  Его  тело было массивным, толстым и  круглым.  Его
крылья  были широкими и короткими по сравнению с длиной  его
тела.  У него были два выпуклых глаза и длинное рыло. В  это
время  оно  смотрело  на   меня   подобно  аллигатору.  Оно,
казалось,  имело  длинные  уши, или, возможно, рога,  и  оно
сочилось.
     Я  старался  изо всех сил фиксировать свой  пристальный
взгляд  на  нем, и затем стал полностью сознавать, что я  не
мог  смотреть  на  него тем же самым путем, каким  я  обычно
смотрел  на  вещи.  Я  имел странную мысль:  глядя  на  тело
стража,  я  чувствовал, что каждая отдельная часть его  была
независимо живой, как были живыми глаза людей. Я понял тогда
в  первый  раз  в моей жизни, что  глаза  были  единственной
частью  человека,  которая могла показать мне, живой он  или
нет. Страж, с другой стороны, имел "миллион глаз".
     Я  подумал, что это было замечательной находкой.  Перед
этим  опытом я размышлял о сравнениях, которые могли описать
"искажения" этого превращения мошки в гигантского зверя; и я
подумал,  что хорошим сравнением было бы "как будто смотришь
на  насекомое через увеличительные линзы микроскопа". Но это
было не так. Очевидно, вид стража был намного более сложным,
чем выглядело увеличенное насекомое.
     Страж  начал  кружиться передо мной. На один момент  он
остановился, и я почувствовал, что он смотрит на меня. Тогда
я  заметил,  что  он не производил звука. Танец  стража  был
молчаливым.  Благоговейность  была  в его появлении:  в  его
выпуклых глазах, в его угрожающей морде, в его сочливости, в
его  коварных  волосах,  и больше всего  в  его  невероятном
размере.  Я  очень близко наблюдал, как он двигал  крыльями,
как он видрировал ими без звука. Я наблюд