а
Хуана  на  уме, но что хуже всего, я не был уверен и в  том,
что на уме у меня самого.
     Около  трех часов дня мы сидели под его рамадой. Я  был
очень голоден. Несколько раз я предлагал, чтобы мы поели, но
он отказывался.
     -  Ты не готовил смесь уже три года, - внезапно  сказал
он. - тебе придется курить мою смесь, поэтому будем считать,
что  я  собрал  ее  для тебя.  Тебе  понадобится  ее  совсем
немного. Я один раз набью трубку. Ты всю ее выкуришь и затем
отдохнешь. Потом придет хранитель другого мира. Ты не будешь
ничего  делать,  только наблюдать за ним. Наблюдай,  как  он
двигается; наблюдай за всем, что он делает. Твоя жизнь может
зависеть от того, насколько хорошо ты следишь.
     Дон Хуан так внезапно прервал свои инструкции, что я не
знал,  что  сказать  и даже что подумать. Какое-то  время  я
бормотал  что-то неразборчивое. Я не мог привести в  порядок
свои  мысли.  Наконец,  я спросил первое, что пришло  мне  в
голову.
     - Кто такой сторож?
     -  Ты  у в и д и ш ь   его, - сказал он. - Он  охраняет
другой мир.
     - Какой мир? Мир мертвых?
     -  Это  не  мир мертвых и не мир чего-нибудь  еще.  Это
просто  другой  мир.  Нет пользы говорить тебе об  этом.  Ты
увидишь это сам. - С этим дон Хуан пошел в дом. Я последовал
за ним в его комнату.
     -  Подожди,  подожди,  дон  Хуан.  Что  ты  собираешься
делать?
     Он  не отвечал. Он вытащил из мешочка свою трубку и сел
на  соломенный мат в центре комнаты, инквизиторски глядя  на
меня. Казалось, он ждал моего согласия.
     -  Ты  дурак,  - сказал он мягко. - Ты не  боишься.  Ты
просто говоришь себе, что ты боишься.
     Он  медленно  покачал головой с боку на бок.  Затем  он
достал  небольшой  мешочек  с  курительной  смесью  и  набил
трубку.
     - Я боюсь, дон Хуан. Я действительно боюсь.
     - Нет, это не страх.
     Я  отчаянно  старался  выиграть время и  начал  длинное
обсуждение природы моих чувств.
     Я  искренне считал, что боюсь, но он указал мне на  то,
что  дыхание  мое  не  прерывисто, и сердце  мое  бьется  не
быстрее, чем обычно.
     Я  немного подумал о том, что он сказал. Он ошибался; у
меня  было  много физических изменений, обычно связанных  со
страхом,  и  я был в отчаяньи. Чувство  надвигающегося  рока
окрасило все вокруг меня. Желудок мой был неспокоен, и я был
уверен, что побледнел; ладони мои сильно вспотели, и, тем не
менее, я действительно думал, что я боюсь.
     У меня не было того чувства страха, к которому я привык
за  свою  жизнь. Страх, который всегда был неразрывно  моим,
отсутствовал. Я разговаривал, шагая взад и вперед по комнате
перед  доном Хуаном, который все еще сидел на своей циновке,
держа свою трубку и инквизиторски на меня глядя.
     Наконец, рассмотрев все это, я пришел к заключению, что
то,  что я чувствовал вместо обычного страха, было  глубокое
чувство неудовольствия при одной только мысли о том смешении
понятий,  которое  сохдается  при  принятии  галлюциногенных
растений.
     Дон  Хуан  пристально  смотрел на меня в  этот  момент,
затем  он  взглянул позади меня, прищурившись, как будто  он
старается обнаружить что-то на расстоянии.
     Я  продолжал ходить взад и вперед перед ним до тех пор,
пока  он  твердо не сказал мне, чтобы я сел  и  расслабился.
Несколько минут мы тихо сидели.
     -  Ты  не  хочешь потерять свою ясность?  -  сказал  он
внезапно.
     - Да, дон Хуан, - ответил я.
     Он засмеялся с явным удовольствием.
     -  Ясность,  второй враг человека знания,  написана  на
тебе.  Ты не боишься, - сказал он убежденно, - но теперь  ты
не  хочешь  потерять  свою ясность, и так как ты  дурак,  ты
называешь это страхом.
     Он довольно засмеялся.
     - Принеси мне угли, - приказал он.
     Его  тон  был мягким и успокаивающим.  Я  автоматически
встал  и  вышел  за  дом, чтобы  собрать  небольшие  кусочки
горящего  угля  от  костра, положил их на  маленькую  плитку
камня и вернулся в комнату.
     - Выходи на крыльцо, - громко позвал дон Хуан снаружи.
     Он  положил соломенную подстилку на место, где я обычно
сидел.  Я положил угли рядом с ним, и он подул на них, чтобы
развести  огонь.  Я собирался сесть, но он остановил меня  и
велел  мне  сесть на край циновки. Затем он положил  кусочек
угля  в  трубку  и вручил ее мне. Я взял ее. Я  был  удивлен
тихой  убедительностью