себя очень  восприимчивым,  особенно  в
присутствии  дона Хуана. Наконец, я не выдержал и задал  ему
вопрос, который, казалось, сам вырвался из меня.
     - Как человек знания применяет контролируемую глупость,
если  случиться,  что  умрет человек, которого он  любит?  -
спросил я.
     Дон  Хуан  посмотрел  на   меня   вопросительно  -  он,
казалось, опешил при моем вопросе.
     -  Возьмем  твоего внука Люсио, - сказал я. - Будут  ли
твои действия контролируемой глупостью во время его смерти?
     -  Возьмем  моего  сына  эулалио -  это  более  хороший
пример,  -  спокойно  ответил дон Хуан. - он  был  раздавлен
камнями,  когда  работал  на  строительстве  панамериканской
дороги. Мои поступки по отношению к нему во время его смерти
были  контролируемой  глупостью.  Когда  я  прибыл  к  месту
взрыва,  он  был  почти мертв, но его  тело  было  настолько
сильным,  что  оно  продолжало   двигаться  и  дергаться.  Я
остановился перед ним и сказал парням из дорожной команды не
трогать его больше - они послушались и стояли, окружив моего
сына,  глядя на его изуродованное тело. Я тоже стоял там, но
я  не смотрел. Я изменил свои глаза так, чтобы я видел,  как
распадается  его личная жизнь, неконтролируемо расширяясь за
свои  пределы, подобно туману кристаллов, потому что  именно
так  жизнь  и  смерть смешиваются и расширяются. Вот  что  я
делал  во  время смерти моего сына. Это все, что можно  было
делать,  и это контролируемая глупость. Если бы я смотрел на
него,  то  я  наблюдал   бы   за   тем,  как  он  становится
неподвижным,  и  я почувствовал бы плач внутри себя,  потому
что  никогда больше мне не придется смотреть на его красивую
фигуру,  идущую  по земле. Вместо этого я   в и д е л    его
смерть, и там не было печали и не было никакого чувства. Его
смерть была равнозначна всему остальному.
     Дон  Хуан секунду молчал. Казалось, он был печален,  но
затем он улыбнулся и погладил меня по голове.
     -  Так что можешь сказать, что, когда происходит смерть
людей,  которых  я люблю, то моя  неконтролируемая  глупость
состоит в том, чтобы изменить свои глаза.
     Я  подумал  о  людях, которых я сам  люблю,  и  ужасная
давящая волна жалости к самому себе охватила меня.
     -  Счастливый  ты,  дон Хуан, - сказал я. -  ты  можешь
изменить свои глаза, тогда как я могу только смотреть.
     Он нашел мое высказывание забавным и засмеялся.
     -  Счастливый. Осел, - сказал он, - это трудная работа.
-  Мы опять рассмеялись. После догого молчания я опять  стал
пытать  его,  может быть лишь для того, чтоб  развеять  свою
собственную печаль.
     -  Если  я  тебя понял тогда правильно,  дон  Хуан,  то
единственные  поступки  в жизни человека знания, которые  не
являются  контролируемой  глупостью,  -   это   те,  что  он
выполняет со своим олли или мескалито. Не так ли?
     - Верно, мои олли и мескалито не на одной доске с нами,
людьми.  Моя контролируемая глупость приложима только ко мне
самому  и  к  поступкам,  которые  я  выполняю,  находясь  в
обществе людей.
     -  Однако,  логически,  возможно  думать,  что  человек
знания  может  так же рассматривать свои поступки  со  своим
олли или с мескалито, как контролируемую глупость, верно?
     -  Ты  снова  думаешь. Человек  знания  не  размышляет,
поэтому  он  не  может  встретиться  с  такой  возможностью.
Возьми,  например,  меня. Я говорю, что  моя  контролируемая
глупость приложима к поступкам, которые я совершаю, находясь
в  обществе людей. Я говорю, что моя контролируемая глупость
приложима  к  поступкам,  которые  я  совершаю,  находясь  в
обществе  людей.  Я  говорю  это, потому что  я  могу   в и-
д е т ь     людей.   Однако,   я   не   могу    в и д е т ь
н а с к в о з ь    своего олли, и это делает его невосприни-
маемым  для меня. Поэтому, как же я могу контролировать свою
глупость,  если  я  не вижу сквозь нее. Со  своим  олли  или
мескалито  я  всего   лишь   человек,   который  знает,  как
в и д е т ь ,    и  находит,  что  он оглушен  тем,  что  он
в и д и т ;    человек,  который  знает, что он  никогда  не
поймет всего, что есть вокруг него.
     Возьми,  например,  тебя. Для меня не  имеет  значения,
станешь  ты  человеком  знания или нет.  Однако,  это  имеет
какое-то  значение  для мескалито. Совершенно очевидно,  что
для него это имеет значение, иначе бы он не сделал так много
шагов,  чтобы  показать свою заботу о тебе. Я могу  заметить
его  заботу,  и  я действую соответственно этому; и  тем  не
менее