пока пел. Один раз
он  подошел  очень  близко ко мне. Я видел  в  полутьме  его
глаза.  Они были стеклянными остановившимися. Он улыбался  и
посмеивался.  Он  походил  и сел, и походил еще,  и  пел,  и
стонал.
     Внезапно что-то, казалось, толкнуло его сзади. Его тело
выгнулось  посредине,  как если бы его двигала прямая  сила.
Какое-то  время  Элихио удерживал равновесие на носках  ног,
образовав  из  своего  тела  почти  полный  круг.  Его  руки
касались земли. Затем он вновь упал на пол, мягко, на спину,
вытянулся во всю длину и застыл в странном оцепенении.
     Некоторое  время  он  бормотал и  стонал,  затем  начал
храпеть.  Дон Хуан покрыл его пустыми мешками. Было  5 часов
35 минут утра.
     Люсио  и  Бениньо спали плечо к плечу, прислонившись  к
стене.  Мы  с  доном Хуаном очень долго  сидели  молча.  Он,
казалось, устал.
     Я  нарушил  тишину и спросил его об Элихио.  Он  сказал
мне,  что  встреча  Элихио с  мескалито  была  исключительно
успешной. Мескалито научил его песне уже при первой встрече,
а это действительно необычно.
     Я  спросил  его,  почему он не разрешил  Люсио  принять
пейот  за мотоцикл. Он сказал, что мескалито убил бы  Люсио,
если  б  тот приблизился к нему на таких условиях. Дон  Хуан
признал,  что  он приготовил все очень тщательно  для  того,
чтобы  привлечь своего внука. Он сказал мне, что рассчитывал
на  мою дружбу с Люсио, как на центральный момент стратегии.
Он  сказал,  что Люсио всегда был его большой заботой и  что
когда-то  они  жили вместе и были очень близки, но  Люсио  в
возрасте  семи лет очень серьезно заболел, и сын дона Хуана,
набожный  католик,  дал  обет гваделупской  богоматери,  что
Люсио  поступит  в  школу священных танцев, если  его  жизнь
будет  спасена.  Люсио поправился и вынужден  был  исполнить
обещание.  Он  одну  неделю пробыл учеником  и  затем  решил
нарушить  клятву.  Он  думал,  что в  результате  этого  ему
придется  умереть  и  целый день ждал  прихода  смерти.  Все
смеялись над мальчиком, и случай этот не забылся.
     Дон  Хуан  долгое время не говорил. Он,  казалось,  был
погружен в свои мысли.
     -  Моя  ставка была на Люсио, - сказал он, -  и  вместо
него  я  нашел Элихио. Я знал, что это бесполезно, но  когда
нам  кто-то нравится, мы должны должным образом  настаивать,
как  если б было возможным переделывать людей. У Люсио  было
мужество,  когда  он  был маленьким мальчиком,  а  затем  он
порастерял его по дороге.
     - Можешь ли ты околдовать его, дон Хуан?
     - Околдовать его? Зачем?
     - Чтобы он вновь изменился и обрел свое мужество.
     -  Нельзя околдовать человека, чтоб он нашел  мужество.
Околдовывают  для того, чтобы сделать людей безвредными  или
больными,  или немыми. Нельзя околдовать так, чтобы получить
воина.  Для  того, чтобы быть воином, надо  быть  хрустально
чистым, как Элихио. Вот тебе человек мужества.
     Элихио  мирно  храпел  под пустыми  мешками.  Было  уже
светло.  Небо  было незапятнанной синевы. Не было  видно  ни
одного облачка.
     - Я отдал бы что угодно в этом мире, чтобы узнать о том
путешествии, которое проделал Элихио. Ты не возражаешь, если
я попрошу его рассказать мне об этом?
     - Ни при каких обстоятельствах ты не должен просить его
об этом.
     -  Но  почему же? Я ведь рассказываю тебе все  о  своем
опыте.
     - Это совсем другое. Нет в тебе наклонности держать все
при себе. Элихио - индеец. Его путешествие - это все, что он
имеет. Хотел бы я, чтобы это был Люсио.
     -  Разве  нет ничего, что ты можешь сделать для  Люсио,
дон Хуан?
     -  Нет.  К несчастью нет такого способа, чтобы  сделать
кости для медузы. Это была только моя глупость.
     -  Ты много раз говорил мне, дон Хуан, что маг не может
иметь глупость. Я никогда не думал, что ты можешь ее иметь.
     -  ... Возможно настаивать должным образом; настаивать,
даже  несмотря на то, что мы знаем, что то, что мы делаем  -
бесполезно.  Но  прежде мы должны знать, что  наши  бействия
бесполезны,  и  все же мы должны их продолжать, как если  бы
этого    не    знали.   Это     к о н т р о л и р у е м а я
г л у п о с т ь   м а г а .

     Глава   п я т а я

     Я  вернулся  в  дом  дона Хуана 3  октября  1968  г.  С
единственной  целью  расспросить его о  различных  моментах,
сопутствовавших  посвящению Элихио. Почти бесконечный  поток
вопросов  возник у меня, когда я перечитывал описание  того,
что  тогда  произошло.   Я   хотел   получить  очень  точные
объяснения,  поэтому  я  заранее составил  список  вопросов,
тщательно подбирая наиболее подходящие слова.
     Я начал с того, что спросил его: