|
и
были влажными и живот напряжен. Кофейник с таблетками пейота
был на полу около стула. Я наклонился, взял одну наугад и
положил ее в рот.
Она имела затхлый привкус. Я раскусил ее пополам и
начал жевать один из кусочков. Я почувствовал сильную
вяжущую горечь: через момент весь рот у меня онемел. Горечь
усиливалась по мере того, как я продолжал жевать, борясь с
невероятным потоком слюны. Мои десны и внутренняя
поверхность рта чувствовали, как будто я ем соленое сухое
мясо или рыбу, которая, казалось, вынуждает жевать еще
больше. Спустя немного времени, я разжевал вторую половину,
и мой рот так онемел, что я перестал чувствовать горечь.
Таблетка пейота была куском волокон, подобно волокнистой
части апельсина, или вроде сахарного тростника, и я не знал,
проглотить ли эти волокна или выплюнуть их.
В этот момент хозяин дома поднялся и пригласил всех
выйти на веранду. Мы вышли и сели в темноте. Снаружи было
очень удобно, и хозяин принес бутылку текильи /какой-то
спиртовой напиток - В.М./. Мужчины сидели в ряд, спиной к
спине. Я был крайним справа. Дон Хуан, который был рядом со
мной, поместил кофейник с таблетками пейота у меня между
ног. Затем он дал мне бутылку, которая передавадась по
кругу, и сказал, чтобы я отхлебнул немного текильи, чтобы
смыть горечь.
Я выплюнул остатки первой таблетки и взял в рот немного
напитка. Он сказал, чтобы я не глотал его, но только
пополоскал во рту, чтобы оставить слюну. Со слюной это
помогло мало, но горечь действительно уменьшилась.
Дон Хуан дал мне кусочек сухого абрикоса, а, может, это
была сухая фига - я не мог разглядеть в темноте и не мог
разобрать вкус, - и велел разжевать ее основательно и
медленно, не торопясь. Я имел затруднения в глотании.
Казалось, что проглоченное не пойдет вниз.
Через некоторое время бутылка снова пошла по кругу. Дон
Хуан дал мне кусок волокнистого сухого мяса. Я сказал, что
не хочу есть.
- Это не еда, - сказал он твердо.
Процедура повторялась шесть раз. Я помню, что разжевал
уже шесть таблеток пейота, когда разговор стал очень
оживленным, хотя я не мог понять, на каком языке говорят,
тема разговора, в котором все участвовали, была очень
интересной, и я старался слушать внимательно, чтобы самому
принять участие. Но когда я попытался говорить, то понял,
что не могу. Слова бесцельно крутились у меня во рту.
Я сидел, опершись спиной о стену, и слушал то, что
говорилось. Они разговаривали по-итальянски и вновь и вновь
повторяли одну и ту же фразу о глупости акул. Я думал, что
это была логически стройная тема. Я уже раньше говорил дону
Хуану, что река Колорадо в Аризоне ранними испанцами была
названа "эль рио де лас тисонес" /река затопленного леса/,
но кто-то прочитал или произнес неправильно "тисонес", и
река была названа "эль рио де лас тибуронес" /река акул/. Я
был уверен, что все обсуждали эту историю, и мне не
приходило в голову подумать, что никто из них не говорит
по-итальянски.
Я очень хотел подняться, но не помню, сделал ли я это.
Я попросил кого-то дать мне воды. Я испытывал невыносимую
жажду.
Дон Хуан принес мне большую соусницу. Он поставил ее на
землю у стены. Он также принес маленькую чашку или банку. Он
зачерпнул ею из соусницы и вручил мне, сказав, что я не могу
пить, но должен лишь прополоскать во рту, чтобы освежить
его.
Вода выглядела странно сверкающей, стеклянистой, как
тонкая слюда. Я хотел спросить дона Хуана об этом, и
старательно пытался выразить свои мысли на английском, когда
вспомнил, что он не говорит по-английски.
Я испытал очень затруднительный момент, когда понял,
что в голове совершенно ясные мысли, но говорить я не могу.
Я хотел высказаться о странном качестве воды, но то, что
последовало, совершенно не было речью. Я ощущал, что мои
невысказанные мысли выходили у меня изо рта в жидком виде.
Было ощущение рвоты без усилий и без сокращения диафрагмы.
Это был приятный поток жидких слов.
Я попил, и чувство, что меня рвет, исчезло. К тому
времени все звуки исчезли, и я обнаружил, что мне трудно
фокусировать свои глаза. Я взглянул на дона Хуана и, когда
повернул голову, то увидел, что мое поле зрения уменьшилось
до круглого участка прямо перед моими глазами. Чувство не
было пугающим и не было неприятным, наоборот - это была
новость. Я мог буквально с
|
|