и дважды  в  месяц,
чтобы  собирать  платежи за дешевую мануфактуру, которую  он
ухитрялся продавать в кредит некоторым индейцам-яки.
     Хулио принес проигрыватель в начале дня и подключил его
к  динамо,  которое  снабжало   электричеством  магазин.  Он
убедился,  что оно работает, а затем, повернув громкость  до
максимума и напомнив владельцу магазина, чтобы тот не трогал
никаких кнопок, начал отбирать двадцать пластинок.
     -  Я  знаю, сколько царапин на каждой из них, -  сказал
Хулио владельцу магазина.
     - Скажи это моей дочери, - ответил владелец магазина.
     - Отвечаешь ты, а не твоя дочь.
     -  Это  одно  и  то же, потому  что  она  будет  менять
пластинки.
     Хулио  настаивал  на  том,  что для  него  нет  никакой
разницы,  будет  ли  она  или кто-нибудь  еще  обращаться  с
проигрывателем,  если  владелец  магазина будет  платить  за
каждую пластинку, которой будет причинен ущерб. Хозяин начал
спорить  с Хулио. Лицо у Хулио покраснело. Время от  времени
он  поворачивался к большой группе индейцев яки, собравшихся
перед  магазином и делал знаки отчаяния или  замешательства,
двигая  руками  и  корча гримасы.  Очевидно,  как  последний
выход,  он  требовал  аванса. Это явилось  причиной  другого
длинного  спора  относительно того, что считать  пластинкой,
которой причинен вред. Хулио с авторитетом заявил, что любая
сломанная пластинка должна быть оплачена полностью, как если
бы  она была новой. Хозяин магазина еще больше рассердился и
начал  выдергивать  свой шнур-удлинитель. Он, казалось,  был
склонен  к  тому, чтобы отключить проигрыватель  и  отменить
вечеринку.  Он дал понять своим клиентам, собравшимся  перед
магазином,  что  сделал все, что мог, чтобы  договориться  с
Хулио. На секунду казалось, что вечеринка провалится, еще не
начавшись.
     Блас,  старый  индеец яки, в чьем доме  я  остановился,
сделал  несколько  мрачных   замечаний   мрачным  голосом  о
печальном  состоянии  дел  яки,   что   они  не  могут  даже
отпраздновать  свой  самый почитаемый религиозный  праздник,
день Святой девы Гваделупской.
     Я  хотел  вмешаться и предложить свою помощь,  но  Блас
остановил меня. Он сказал, что если я буду платить аванс, то
хозяин магазина разобьет все пластинки.
     -  Он  хуже, чем кто-либо, - сказал он. - пусть сам  он
платит  аванс.  Он  сосет  из нас кровь, почему  бы  ему  не
заплатить.
     После  долгого спора, в котором, как ни странно, каждый
присутствующий был на стороне Хулио, хозяин магазина добился
условий,  которые  оказались  приемлемыми. Он не  платил  ни
аванса,  ни  залога,  но  брал на  себя  ответственность  за
пластинки  и  за проигрыватель. Мотоцикл Хулио оставил  след
пыли,  когда  он  уехал  к отдаленным  домам  селения.  Блас
сказал,  что  Хулио  старается добраться до  своих  клиентов
прежде,  чем  они  пришли в магазин и  растратили  все  свои
деньги  на  напитки.  Когда он это кончил,  группа  индейцев
вышла  из-за магазина. Блас взглянул на них и стал  смеяться
так  же,  как все кругом. Блас сказал мне, что  эти  индейцы
были  клиентами  Хулио и прятались позади магазина,  ожидая,
пока он уедет.
     Вечеринка началась рано. Дочь хозяина магазина положила
пластинку  на  диск  и опустила адаптер.  Раздался  ужасающе
громкий визг, а затем звуки трубы и гитар.
     Вечеринка  состояла из проигрывания пластинок на полную
громкость.  Тут  были  четыре  молодых  мексиканца,  которые
танцевали с двумя дочерьми хозяина магазина, и тремя другими
молодыми  мексиканками.  Яки  не   танцевали.  Они  с  явным
удовольствием  следили  за каждым движением танцующих.  Они,
казалось,  наслаждались  просто   наблюдением   и  глотанием
дешевой  текильи  /крепкий напиток/. Я заказал  выпивку  для
каждого,  кого  я  знал.  Я   хотел  избежать  любых  чувств
недоброжелательства.  Я  курсировал   между  многочисленными
индейцами,  говорил с ними, а затем предлагал им выпить. Мой
стиль  поведения  действовал  до   тех   пор,  пока  они  не
сообразили,  что  я  не пью совсем. Это,  казалось,  вызвало
раздражение  у  всех  сразу. Как будто  бы  коллективно  они
раскрыли,  что  я  к этому обществу не  принадлежу.  Индейцы
стали очень мрачными и стали бросать на меня косые взгляды.
     Мексиканцы,  которые  были   такими   же  пьяными,  как
индейцы, в то же самое время поняли, что я не танцую. И это,
казалось,  обидело их еще больше. Они, казалось, стали очень
агрессивными. Один из них силой