| |
он мне очень нравится, и в то же
самое время я мог сказать, что я смертельно боюсь его.
Он сохранял этот странный взгляд в течение долгого
времени.
- Как я могу знать, кто я есть, когда я есть все это, -
сказал он, указывая на окружающее жестом головы. Затем он
взглянул на меня и улыбнулся.
- Мало-помалу ты должен создать туман вокруг себя. Ты
должен стереть все вокруг себя до тех пор, пока ничего
нельзя будет считать само собой разумеющимся. Пока ничего
уже не останется наверняка или реального. Твоя проблема
сейчас в том, что ты слишком реален. Твои усилия слишком
реальны. Твои настроения слишком реальны. Не принимай вещи
настолько сами собой разумеющимися. Ты должен начать стирать
себя.
- Для чего? - спросил я ошеломлено.
Мне стало ясно, что он предписывает мне поведение. Всю
свою жизнь я подходил к переломному моменту, когда кто-либо
пытался сказать мне, что делать. Простая мысль о том, что
мне будут говорить, что делать, вызывала во мне немедленно
активный протест.
- Ты сказал мне, что хочешь изучать растения, - сказал
он спокойно. - ты хочешь что-то получить даром? Что ты
думаешь об этом? Мы условились, что ты будешь задавать мне
вопросы, и я буду говорить тебе то, что я знаю. Если тебе
это не нравится, то нам больше нечего сказать друг другу.
Его ужасная прямота вызывала во мне чувство протеста,
но внутри себя я сознавался, что он прав.
- Давай тогда сделаем так, - продолжал он. - если ты
хочешь изучать растения и поскольку о них действительно
нечего сказать, то ты должен среди прочих вещей стереть свою
личную историю.
- Как? - спросил я.
- Начни с простых вещей. Таких, как не говорить никому,
что ты в действительности делаешь. Затем ты должен оставить
всех, кто тебя хорошо знает. Таким образом, ты создашь туман
вокруг себя.
- Но ведь это абсурдно! - протестовал я. - почему люди
не должны знать обо мне? Что в этом плохого?
- Плохое здесь то, что, если они однажды тебя узнали,
то ты уже становишься чем-то таким, что само собой
разумеется, и, начиная с этого момента, ты уже не можешь
порвать связь с их мыслями. Лично я люблю полную свободу -
быть неизвестным. Никто не знает меня с застывшей
уверенностью, так, как люди знают тебя, например.
- Но это было бы ложью.
- Мне нет дела до лжи или правды, - сказал он жестко. -
ложь есть ложь, только если ты имеешь личную историю.
Я стал возражать, что мне не нравится намеренно
мистифицировать людей или вводить их в заблуждение. Его
ответом было то, что я и так всех ввожу в заблуждение.
Старик затронул больное место в моей жизни. Я не
примкнул спросить его, что он имел в виду под этим, или
откуда он узнал, что я все время ввожу людей в заблуждение.
Я просто прореагировал на его заявления, защищаясь при
помощи об'яснения. Я сказал, что я с болью сознаю, что моя
семья и мои друзья считают меня ненадежным, в то время, как
в действительности я никогда в своей жизни не солгал.
- Ты всегда знал, как лгать, - сказал он. - и
единственная вещь, которая отсутствовала, это то, что ты не
знал, зачем это делать. Теперь ты знаешь.
Я запротестовал.
- Разве ты не видишь, что я действительно очень устал
от того, что люди считают меня ненадежным, - сказал я.
- А ты действительно ненадежен, - заметил он с
убеждением.
- Черт подери, это не так! - воскликнул я.
Мое настроение вместо того, чтобы подвести его к
серьезности, заставило его истерически смеяться. Я
действительно терпеть не мог этого старика за все его
ужимки. К несчастью, он был прав относительно меня. Через
некоторое время я успокоился, и он продолжал говорить.
Когда не имеешь личной истории, - об'яснил он, - то
ничего, что бы ты ни сказал, не может быть принято за ложь.
Твоя беда в том, что ты вынужден об'яснять все любому,
импульсивно, и в то же время ты хочешь сохранить свежесть и
новизну того, что ты делаешь. Что ж, поскольку ты не можешь
быть восхищенным после того, как ты об'яснил все, что ты
делаешь, то ты лжешь для того, чтобы продолжить эти чувства.
Я был действительно ошеломлен масштабом нашего
разговора. Я записал все его детали наилуч
|
|
