т, что не брал, что никакой рукописи вообще не видел. 
Внезапно А взрывается яростью и прямо обвиняет В в краже рукописи. Затем он 
приводит доводы, из которых следует, что В - вор. Он от кого-то слышал, что его 
рукопись крайне нужна В, В воспользовался моментом... и т.д. и т.д. Мы слышим 
не только обвинения в адрес В, но и целый ряд рационализации, которые должны 
придать этим обвинениям правдоподобный вид. Естественно, что все они ложны и 
прежде никогда не пришли бы ему в голову. 
Предположим, что в этот момент в зал входит новый человек. У него не возникнет 
и тени сомнения, говорит ли А именно то, что думает и чувствует; единственный 
вопрос, какой он может задать, справедливы ли обвинения А в адрес В, то есть 
соответствует ли содержание мыслей А реальным фактам. Но мы, видевшие все с 
самого начала, не станем спрашивать, насколько справедливы эти обвинения. Мы 
знаем, что здесь никакого вопроса нет; мы уверены: все, что сейчас думает и 
чувствует А, - это не его мысли и чувства, а чужеродные элементы, заложенные в 
его голову другим человеком. 
Рассуждения вновь вошедшего будут примерно таковы: "Вот А, по которому ясно 
видно, что он на самом деле все это думает. Относительно его чувств тоже нет 
лучшего свидетельства, чем его собственные слова. Вот другие люди, утверждающие,
 что его мысли ему навязаны. По правде сказать, трудно разобраться, кто здесь 
прав. Наверно, все-таки они: их много, так что вероятность одной и той же 
ошибки слишком мала". Мы с вами видели весь эксперимент с начала, и у нас 
никаких сомнений нет; если вновь вошедший человек был на гипнотических сеансах, 
то сомнений не будет и у него. В этом случае он будет заведомо знать, что 
подобные эксперименты можно повторять сколько угодно раз, с разными людьми и 
разным содержанием внушений. Гипнотизер может внушить, что сырая картофелина - 
это превосходный ананас, и субъект будет есть ее, ощущая вкус ананаса; или - 
что он слепой, и он на самом деле перестанет видеть; или - что субъект считает 
Землю плоской, и тот будет с пеной у рта доказывать, что Земля плоская. 
Что доказывает гипнотический эксперимент, а особенно послегипнотическое 
поведение? Он доказывает, что у нас могут быть мысли, чувства, желания и даже 
ощущения, которые мы субъективно воспринимаем как наши собственные, хотя на 
самом деле это не так. Мы действительно испытываем эти чувства, ощущения и т.д.,
 но они навязаны нам со стороны, по существу, нам чужды и могут не иметь ничего 
общего с тем, что мы думаем и чувствуем на самом деле. 
Описанный нами гипнотический эксперимент показывает, что субъект, во-первых, 
чего-то хочет (в данном случае прочесть свою рукопись); во-вторых, нечто думает 
(что В ее взял); в-третьих, что-то чувствует (раздражение против В). При этом 
все три психических акта - его волевой импульс, мысль и чувство - не являются 
его собственными, не являются результатом его собственной психической 
деятельности. Они не возникли в нем самом, они заложены в него, но при этом 
ощущаются так, как если бы были собственными. Он высказывает и целый ряд мыслей,
 которые не были ему внушены под гипнозом; однако рационализации, которыми он 
"объясняет" свою уверенность в том, что 
В украл рукопись, являются его собственными мыслями лишь формально. Они вроде 
бы объясняют его подозрение; но мы-то знаем, что подозрение появилось раньше; 
что рационализирующие мысли изобретены лишь для того, чтобы оправдать уже 
существующее чувство. Не подозрение вытекает из этих мыслей, а наоборот. 
Мы начали с гипнотического эксперимента, потому что в нем самым неопровержимым 
образом проявляется следующее: человек может быть убежден в спонтанности своих 
психических актов, в то время как они возникают под влиянием другого лица в 
некоторых специальных условиях. Но это явление отнюдь не ограничивается особой 
ситуацией гипноза. Содержание наших мыслей, чувств и желаний бывает 
индуцировано извне, не является своим собственным настолько часто, что эти 
псевдоакты, пожалуй, являются правилом, а исключение составляют подлинно 
самобытные мысли и чувства. 
Псевдомышление известно лучше, чем аналогичные явления в сфере желаний и чувств.
 Поэтому для начала лучше разобраться в различии между истинным мышлением и 
псевдомышлением. Предположим, что мы с вами на острове, где встречаем местных 
рыбаков и дачников-горожан. Мы хотим узнать, какая будет погода; спрашиваем об 
этом рыбака и двух дачников, про которых знаем, что все они слышали прогноз по 
радио. Рыбак, имеющий большой опыт и постоянно заинтересованный в погоде, 
задумается, если еще не составил себе мнения до разговора с нами. Зная, что 
направление ветра, температура, влажность и т.д. являются исходными данными для 
предсказания погоды, он взвесит относительное значение различных факторов и 
придет к более или менее определенному заключению. Вероятно, он вспомнит и 
прогноз, переданный по радио, и приведет его в подтверждение своего мнения (или 
скажет, что вот то-то и то-то не сходится); в случае расхождения он будет 
особенно осторожен в оценке собственных соображений. Но во всяком случае, он 
скажет нам свое мнение, результат своего размышления, а это - единственное, что 
важно для нашего анализа. 
Первый из спрошенных нами горожан - человек, который в погоде не разбирается и 
знает об этом; ему это не нужно. Он отвечает: "Знаете, я в этом ничего не 
понимаю. Все, что могу вам сказать, - прогноз был вот такой". Другой дачник - 
это человек совсем другого плана. Он из тех людей, кто чувствует себя обязанным 
уметь ответить на любой вопрос; он полагает, что прекрасно разбирается в погоде,
 хотя на деле это далеко от истины. Немного подумав, он сообщает нам "свое" 
мнение, в точности совпадающее с прогнозом. Мы спрашиваем, почему он так думает,
 и он отвечает, что пришел к такому заключению, исходя из направления ветра, 
температуры и т.д. 
Поведение этого человека внешне не отличается от поведения рыбака, но, если 
разобраться, ста