обществе на основе определенного уровня культуры? Определяется ли 
свобода одним лишь отсутствием внешнего принуждения или она включает в себя и 
некое присутствие чего-то, а если так, чего именно? Какие социальные и 
экономические факторы в обществе способствуют развитию стремления к свободе? 
Может ли свобода стать бременем, непосильным для человека, чем-то таким, от 
чего он старается избавиться? Почему для одних свобода - это заветная цель, а 
для других - угроза? 
Не существует ли - кроме врожденного стремления к свободе - и инстинктивной 
тяги к подчинению? Если нет, то как объяснить ту притягательность, которую 
имеет сегодня для многих подчинение вождю? Всегда ли подчинение возникает по 
отношению к явной внешней власти или возможно подчинение интериоризованным 
авторитетам, таким, как долг и совесть, либо анонимным авторитетам вроде 
общественного мнения? Не является ли подчинение источником некоего скрытого 
удовлетворения; а если так, то в чем состоит его сущность? 
Что пробуждает в людях ненасытную жажду власти? Сила их жизненной энергии или, 
наоборот, слабость и неспособность жить независимо от других? Какие 
психологические условия способствуют усилению этих стремлений? Какие социальные 
условия в свою очередь являются основой для возникновения этих психологических 
условий? 
Анализ человеческих аспектов свободы и авторитаризма вынуждает нас рассмотреть 
ту роль, которую играют психологические факторы в качестве активных сил 
процесса общественного развития, а это приводит к проблеме взаимодействия 
психологических, экономических и идеологических факторов. Любая попытка понять 
ту притягательность, какую имеет фашизм для целых наций, вынуждает нас признать,
 роль психологических факторов. Здесь мы имеем дело с политической системой, 
которая, по существу, опирается отнюдь не на рациональные силы человеческого 
личного интереса. Она пробуждает в человеке такие дьявольские силы, в 
существование которых мы вообще не верили либо считали их давным-давно 
исчезнувшими. 
В течение последних веков общераспространенное мнение о человеке состояло в том,
 что человек - разумное существо, деятельность которого определяется его 
интересами и способностью поступать в соответствии с ними. Даже авторы вроде 
Гоббса, считавшие жажду власти и враждебность движущими силами человеческого 
поведения, объясняли наличие этих сил как логический результат личных интересов.
 Поскольку люди равны и одинаково стремятся к счастью, говорили они, а 
общественного богатства недостаточно, чтобы удовлетворить в равной степени всех,
 то неизбежна борьба; люди стремятся к власти, чтобы обеспечить себе и на 
будущее все то, что они имеют сегодня. Но схема Гоббса устарела. Средний класс 
добивался все больших успехов в борьбе с властью прежних политических и 
религиозных владык, человечество все больше преуспевало в овладении природой. 
Все прочнее становилось экономическое положение миллионов людей, и вместе с тем 
все больше укреплялась вера в разумность мира и в разумную сущность человека. 
Темные и дьявольские силы в человеческой натуре были отосланы к средневековью 
либо к еще более отдаленным временам и объяснялись недостатком в те времена 
знаний или коварными происками священников и королей. 
На те периоды истории оглядывались, как на потухший вулкан, давно уже неопасный.
 Все были уверены, что те зловещие силы полностью уничтожены достижениями 
современной демократии; мир казался ярким и безопасным, словно залитые светом 
улицы современных городов. Войны казались последними реликтами давних времен; 
не хватало лишь еще одной, самой последней, чтобы покончить с ними навсегда. 
Экономические кризисы считались случайностями, хотя эти случайности и 
повторялись регулярно. 
Когда фашизм пришел к власти, люди в большинстве своем не были к этому готовы. 
Ни теоретически, ни практически. Они были не в состоянии поверить, что человек 
может проявить такую предрасположенность к злу, такую жажду власти, 
пренебрежение к правам слабых - и такое стремление к подчинению. Лишь немногие 
слышали клокотание вулкана перед извержением. Благодушный оптимизм XIX века 
потревожили - с очень разных позиций - Ницше и Маркс; несколько позже 
прозвучало предостережение Фрейда. По сути дела, Фрейд и его ученики имели лишь 
очень наивное представление о процессах, происходящих в обществе; большинство 
его попыток приложения психологии к социальным проблемам вело к ошибочным 
построениям; но, посвящая свои интересы исследованию индивидуальных психических 
и умственных расстройств, он вел нас на вершину вулкана и заставлял смотреть в 
бурлящий кратер. 
Никто до Фрейда не уделял такого внимания наблюдению и изучению иррациональных, 
подсознательных сил, в значительной мере определяющих человеческое поведение. 
Он и его последователи в современной психологии не только открыли 
подсознательный пласт в человеческой психике - само существование которого 
отрицалось рационалистами, - но и показали, что эти иррациональные явления 
подчиняются определенным законам и потому их можно вполне рационально объяснить.
 Он научил нас понимать язык снов и соматических симптомов, язык 
несообразностей в человеческом поведении. Он открыл, что эти несообразности - 
как и вся структура характера - представляют собой реакции на воздействия 
внешнего мира, особенно на те, которые имели место в раннем детстве. 
Но Фрейд был настолько проникнут духом своей культуры, что не смог выйти за 
определенные, обусловленные ею границы. Эти границы не позволяли ему понять 
даже некоторых его больных и мешали ему разобраться в нормальных людях, а также 
в иррациональных явлениях общественной жизни. 
Поскольку эта книга подчеркивает роль психологических факторов в общем процессе 
общественного развития и поскольку данный анализ основан на некоторых 
фундаментальных открытиях Фрейда - в частности, на роли подсознательных сил в 
человеческом характере и на зависимости э