|
в начале XVI века, а затем обсудим, каким образом эта
обстановка влияла на личность людей, живших в то время, каким образом учения
Лютера и Кальвина были связаны с этим психологическим фактором и в какой связи
находились эти новые религиозные учения с духом капитализма .
В средневековом обществе экономическая организация городов была сравнительно
статичной. В конце средних веков ремесленники были объединены в цехи; каждый
мастер имел одного или двух подмастерьев, а количество мастеров определялось
необходимостью удовлетворения общих нужд города. Хотя среди них всегда были и
такие, кто с трудом зарабатывал себе на жизнь, но, в общем, член цеха мог быть
уверен, что его работа его прокормит. Если он делал хорошие стулья, башмаки,
седла и т.д., то этого было достаточно, чтобы обеспечить ему жизненный уровень,
полагавшийся по традиции его сословию. Он мог рассчитывать на "плоды трудов
своих" (не в богословском, а в простом, экономическом смысле этой формулы).
Цехи препятствовали серьезной конкуренции между своими членами и обязывали их к
сотрудничеству в сферах приобретения сырья, развития технологии и определения
цен на готовую продукцию. В противовес тенденции идеализировать цеховую систему
- вместе со всей средневековой жизнью - некоторые историки отмечают, что цехи
всегда были проникнуты монополистическим духом, стараясь оградить небольшую
группу от всех посторонних. Однако большинство авторов считает, что, даже если
отбросить какую-либо идеализацию, цехи были основаны на взаимном сотрудничестве
и обеспечивали своим членам относительную гарантию существования (9).
Средневековая торговля, как показал Зомбарт, осуществлялась в основном
множеством очень мелких предпринимателей. Оптовая и розничная торговля еще не
отделились друг от друга, и даже те купцы, которые торговали с другими странами,
как, например, члены Северогерманской Ганзы, занимались и розничной продажей.
Накопление капитала до конца XV века тоже происходило очень медленно. В этих
условиях мелкий предприниматель был значительно увереннее в своем положении,
нежели в экономической обстановке позднего средневековья, когда стало
возрастать значение крупного капитала и оптовой, монополистической торговли.
Вот что говорит о жизни средневекового города профессор Тоуни: "Многое из того,
что сейчас делается механически, в то время требовало личного и
непосредственного участия человека. Поэтому не было условий для возникновения
организаций слишком большого масштаба по отношению к отдельному человеку, как и
для возникновения доктрин, которые должны были бы избавлять людей от сомнений и
настраивать их на стремление к экономической эффективности" (10).
Это подводит нас к пункту, весьма важному для понимания положения индивида в
средневековом обществе, а именно к этическим взглядам на экономическую
деятельность, отразившимся не только в доктринах католической церкви, но и в
светском законодательстве. Тоуни нельзя заподозрить в попытках идеализации
средневекового мира, потому мы снова сошлемся на него. Отношение к
экономической деятельности было основано на двух главных предпосылках: "Что
экономические интересы второстепенны и должны быть подчинены подлинному делу
человеческой жизни - спасению души; и что экономическое поведение является
одной из сторон личного поведения вообще, так что на него - как и на другие
стороны поведения - распространяются требования морали".
Дальше Тоуни подробно рассматривает средневековые взгляды на экономическую
деятельность. "Материальное богатство необходимо, поскольку без него люди не
могут существовать и помогать друг другу, но значение его второстепенно...
Экономические мотивы поведения подозрительны. Люди опасаются силы этих
вожделений и не настолько низки, чтобы их одобрять... В средневековой теории
нет места такой экономической деятельности, которая не связана с моральной
целью. Если бы средневековый мыслитель столкнулся с учением об обществе,
основанным на предположении, что стремление к материальной выгоде является
постоянно действующей и существенной силой, которая вместе с другими
естественными силами должна быть признана самоочевидной и неизбежной,- это
учение показалось бы ему не менее абсурдным и безнравственным, чем социальная
философия, построенная на допущении ничем не ограниченного действия таких
постоянно присутствующих человеческих качеств, как драчливость или сексуальный
инстинкт... Как говорит святой Антоний, богатство существует для человека, а не
человек для богатства... И потому на каждом шагу существуют ограничения,
запреты, предупреждения не позволять экономическим интересам вмешиваться в
серьезные дела. Человеку дозволено стремиться к такому богатству, которое
необходимо для жизни на уровне, подобающем его положению. Но стремление к
большему - это уже не предприимчивость, а жадность, которая есть смертный грех.
Торговля - занятие законное; различие в природных богатствах разных стран
свидетельствует о том, что она предусмотрена Провидением. Но это опасное дело;
человек должен быть уверен в том, что занимается им ради всеобщей пользы и что
прибыли, которые он извлекает, не превышают справедливой оплаты его труда.
Частная собственность необходима, по крайней мере в этом падшем мире; когда
добро принадлежит отдельным людям, а не всем вместе, люди больше работают и
меньше спорят. Но ее приходится терпеть лишь как уступку человеческой слабости,
а сама по себе она отнюдь не желательна; идеал - если бы только человеческая
натура могла до него подняться - это коммунизм. ... Имущество, даже в наилучшем
случае, представляет собой некоторое бремя. Оно должно быть добыто законным
путем; оно должно принадлежать как можно большему числу людей; оно должно
давать средства для помощи бедным. Пользоваться им нужно по возможности сообща.
Его обладатели должны быть готовы делиться с теми, кто в нужде, даже если нужда
их не достигает нищеты" (11).
Хотя эти взгляды выражают лишь нормы поведения и не являются точной зарисовкой
реальной экономической практики, они до какой-то степени отражают подлинный дух
средневекового общества.
Относительная стабильность положения ремес
|
|