орого не обладают ни экономической,
 ни политической властью и личную ответственность за что-либо ощущают лишь в 
очень слабой степени, влачит никчемную, ограниченную потреблением жизнь. 
Большая часть населения западного мира изведала радости и счастье потребления, 
и ширятся ряды тех, кто вкусил этих благ и не получил удовлетворения. Люди 
приходят к пониманию, что обладать многим -- еще не значит быть счастливым; 
традиционное этическое учение было подвергнуто испытанию -- и получило 
подтверждение на практике. 
Старая иллюзия остается привлекательной лишь для тех людей, чья жизнь лишена 
буржуазной роскоши,-- это мелкая западная буржуазия и большая часть населения 
"социалистических" стран. Действительно, буржуазная надежда на "счастье через 
потребление" сохраняет свою живучесть главным образом в тех странах, которые 
все еще далеки от осуществления этой буржуазной мечты. 
Одно из наиболее серьезных возражений против возможности преодоления алчности и 
зависти, согласно которому они глубоко укоренились в человеческой природе, при 
ближайшем рассмотрении теряет силу. Эти пороки столь живучи вовсе не потому, 
что они являются врожденными, а из-за того, что человеку трудно противостоять 
давлению со стороны общества, трудно не стать волком среди волков. Изменение 
социального климата, переориентация самой системы ценностей -- как хороших, так 
и плохих,-- сделает переход от эгоизма к альтруизму не таким уж трудным. 
Итак, мы вновь приходим к тому, что ориентация на бытие -- это огромная 
потенциальная сила человеческой природы. Только меньшинство людей 
руководствуются принципом обладания, но и принципом бытия руководствуются 
немногие. Доминирующей может стать каждая из этих тенденций, а какая именно -- 
зависит от социальной структуры. Если общество в основном ориентировано на 
бытие, то подавляются тенденции к обладанию и, напротив, создаются условия для 
усиления тенденций к бытию. А в таком обществе, как наше, ориентированном в 
основном на обладание, все происходит как раз наоборот. И все же, сколько бы ни 
подавлялась обществом ориентация на бытие, всегда находится кто-то, кто 
существует именно по такому способу. Никакой Савл не станет Павлом, если до 
своего обращения он уже не был им. 
Поскольку в связи с происходящими переменами поощряется все новое, а не старое, 
то переход от обладания к бытию -- это фактически вопрос о том, какая чаша 
весов перевесит. И, кроме того, дело не в том, чтобы будущий человек отличался 
от прежнего, как небо от земли, а в том, чтобы изменилось направление развития 
человека. Сначала в новом направлении делается один шаг, потом другой, и если 
выбрано правильное направление, то эти шаги решают все. 
Еще один обнадеживающий момент -- как это ни парадоксально -- связан со 
степенью отчуждения, характерной для большинства населения, в том числе для тех,
 кто управляет обществом. Выше, при обсуждении "рыночного характера", уже 
отмечалось, что страстная тяга к обладанию и наживе претерпела определенные 
изменения под влиянием проявившегося в поведении людей желания просто хорошо 
функционировать, обменивать самого себя как товар и при этом оставаться ничем. 
Отчужденный, рыночный характер способен легче меняться, чем характер 
накопительский, который фанатично держится за свою собственность и особенно за 
свое "я". 
В прошлом веке, когда большая часть населения состояла из "независимых" граждан,
 страх лишиться своей собственности и экономической независимости были самыми 
серьезными препятствиями на пути к изменению. Маркс жил в то время, когда, по 
его мнению, самым отчужденным классом был только многочисленный рабочий класс. 
Сегодня подавляющее большинство населения является зависимым -- фактически все, 
кто работает по найму (по данным переписи населения США 1970 г., лишь 7,82% 
всего занятого населения страны старше 16 лет работает не по найму, т.е. 
"независимы"); и, по крайней мере, в Соединенных Штатах именно "синие 
воротнички" -- рабочие -- все еще продолжают оставаться носителями 
традиционного накопительского характера и, значит, менее склонны меняться, чем 
современный, в большей мере отчужденный средний класс. 
Все это имеет чрезвычайно важные политические последствия: социалистические 
деятели, провозглашая освобождение всех классов и стремясь создать бесклассовое 
общество, непосредственно обращались к "рабочему классу", т.е. к людям, занятым 
физическим трудом; сегодня же рабочий класс малочисленнее, чем сто лет назад. 
Для того, чтобы прийти к власти, социал-демократические партии должны завоевать 
голоса многих представителей среднего класса, а социалистическим партиям для 
достижения этой цели пришлось урезать свои программы и вернуться от 
социалистических идей к либеральным реформам. Вместе с тем социализм, назвав 
рабочий класс рычагом гуманистических изменений, вызвал неизбежное 
противодействие со стороны всех других классов общества, представители которых 
почувствовали, что рабочие могут лишить их собственности и привилегий. 
В наши дни призыв к созданию нового общества доходит до всех, кто страдает от 
отчуждения, кто работает по найму и чьей собственности ничто не угрожает. 
Другими словами, он затрагивает интересы не меньшинства населения, а 
большинства. Этот призыв не угрожает собственности; что касается доходов 
населения, то в новом обществе жизненный уровень бедных поднимается, а высокая 
заработная плата руководящих работников не должна снизиться, но, как можно 
предположить, при новой системе они сами не захотят быть символом прошлых 
времен. 
Более того, для идеалов нового общества все партийные барьеры становятся 
преодолимыми: нравственные и религиозные идеалы не утратили своей ценности как 
для многих консерваторов (Эпплер назы