ть собственной духовной жизнью... 
Так мы вступили в новое средневековье. Всеобщим актом воли свобода изъята из 
употребления, потому что миллионы индивидов отказываются от права на мышление и 
во всем руководствуются только принадлежностью к корпорации... 
С отказом от независимости своего мышления мы утратили -- да иначе и быть не 
могло -- веру в истину. Наша духовная жизнь дезорганизована. 
Сверхорганизованность нашей общественной жизни выливается в организацию 
бездумья" [с.48-50. Курсив мой.-- Э.Ф.]. 
По мнению Швейцера, индустриальное общество характеризуется не только 
отсутствием свободы, но и "перенапряжением" (Uberanstrengung) людей. "В течение 
двух или трех поколений многие индивиды живут только как рабочая сила, а не как 
люди". Все это ведет к умиранию духовного начала, и при воспитании детей такими 
изнуренными родителями утрачивается нечто весьма важное для их человеческого 
развития. "Позже, сам став жертвой перенапряжения, он все больше испытывает 
потребность во внешнем отвлечении... Абсолютная праздность, развлечение и 
желание забыться становятся для него физической потребностью" [с.42. Курсив мой.
-- Э.Ф.]. И поэтому Швейцер выступает против чрезмерного потребления и роскоши 
и ратует за сокращение производства. 
Как и доминиканский монах Экхарт, протестантский теолог Швейцер утверждает, что 
человек не должен погружаться в атмосферу духовного эгоизма, отстраняться от 
мирских дел, он должен вести активный образ жизни, стараясь внести свой вклад в 
духовное совершенствование общества. "Если среди наших современников 
встречается так мало людей с верным человеческим и нравственным чутьем, 
объясняется это не в последнюю очередь тем, что мы беспрестанно приносим свою 
нравственность на алтарь отечества, вместо того чтобы оставаться в оппозиции к 
обществу и быть силой, побуждающей его стремиться к совершенству" [с.50. Курсив 
мой.-- Э.Ф.]. 
Швейцер делает вывод, что социальная структура и современная культура 
приближаются к катастрофе, после которой наступит новый Ренессанс, "гораздо 
более величественный, чем тот, который уже был"; он утверждает, что если мы не 
хотим погибнуть, то должны стремиться к самообновлению в новой вере. "В этом 
Ренессансе важнейшим будет принцип активности, которым вооружает нас 
рациональное мышление,-- единственный выработанный Человеком рациональный и 
прагматический принцип исторического развития... Я убежден в своей вере, что 
эта революция произойдет, если мы решимся стать мыслящими человеческими 
существами" (курсив мой -- Э.Ф.). 
Швейцер стал одним из самых радикальных критиков индустриального общества, 
развеявшим его мифы о прогрессе и всеобщем счастье. По-видимому, это случилось 
именно потому, что он был теологом и наибольшую известность -- по крайней мере 
в философских кругах -- завоевал разработанной им концепцией "благоговения 
перед жизнью" как основой этики, обычно игнорируемой людьми. Швейцер понимал, 
что человеческое общество и мир в целом приходят в упадок вследствие 
индустриализации; уже в начале XX в. он видел бессилие и зависимость людей, 
разрушительное действие всепоглощающей работы, необходимость меньше работать и 
меньше потреблять. Он говорил о необходимости возрождения коллективной жизни, 
которая должна быть организована в духе человеческой солидарности и 
благоговения перед жизнью. 
Завершая это изложение учения Швейцера, следует отметить тот факт, что он, 
будучи метафизическим скептиком, не разделял метафизического оптимизма 
христианства. Вот почему его сильно привлекала буддийская философия, согласно 
которой жизнь не имеет никакого смысла, дарованного или гарантированного 
верховным существом. Он пришел к следующему выводу: "Если принимать мир таким, 
какой он есть, невозможно придать ему такое значение, чтобы цели и задачи 
Человека и Человечества приобрели смысл". Единственный достойный образ жизни -- 
это деятельность в том мире, в котором мы живем; причем не просто деятельность 
вообще, а активная деятельность, направленная на заботу о ближних. Швейцер 
доказал это и своими трудами, и всей своей жизнью. 
Между идеями Будды, Экхарта, Маркса и Швейцера существует поразительное 
сходство: всех их объединяет решительное требование отказаться от ориентации на 
обладание; настойчивое требование полной независимости; метафизический 
скептицизм; религиозность без веры в бога1; требование проявлять социальную 
активность в духе заботы о человеке и человеческой солидарности. Однако сами 
эти учители осознавали это далеко не всегда. Так, Экхарт не сознавал своего 
нетеизма, а Маркс -- своей религиозности. Интерпретировать взгляды этих 
мыслителей, особенно Экхарта и Маркса, настолько сложно, что невозможно дать 
адекватное представление о той проповедующей заботу о ближнем нетеистической 
религии, благодаря которой они стали основоположниками ново" религиозности, 
столь соответствующей потребностям нового Человека. Я надеюсь проанализировать 
идеи этих учителей в своей следующей книге. 
 
1В своем письме к Э.Р.Якоби Швейцер писал, что "религия любви может 
существовать и без личности, управляющей миром" [Divine Light, 1967, 2, 1]. 
 
Даже те авторы, которых нельзя назвать радикальными гуманистами, так как они 
почти не выходят за рамки абстрактных механистических взглядов нашего времени 
(например, авторы двух докладов, представленных Римским клубом), не могут не 
видеть, что единственная альтернатива э