ю греха и раскаяния" в моей книге "Вы будете как 
боги", в которой подробно рассматривается проблема греха). 
В заключение можно сделать такой вывод: при ориентации на обладание, а значит, 
и при авторитарной структуре грех -- это неповиновение и избавиться от него 
можно с помощью раскаяния -> наказания -> нового подчинения; при ориентации на 
бытие, при неавторитарной структуре грех -- это отчужденность, и избавлению от 
него способствует раскрепощение разума, полнота проявления любви, единение. 
Действительно, историю грехопадения можно рассматривать с двух сторон: в ней 
есть элементы как авторитарные, так и те, которые помогают освобождению 
человека. И все же сами по себе представления о грехе как о неповиновении и 
отчуждении диаметрально противоположны. 
В ветхозаветной истории о Вавилонской башне, очевидно, содержится та же идея. 
Род человеческий достиг единства, символом чего является то, что все народы 
говорят на одном языке. Стремясь к власти, страстно желая иметь величайшую 
башню, люди разрушили свое единство, стали разъединенными. В каком-то смысле 
история Вавилонской башни -- это второе "грехопадение". Событие это осложняется 
тем, что бог испугался человеческого единения и, следовательно, обретения 
людьми силы. "И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что 
начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать. Сойдем же и 
смешаем там язык их так, чтобы один не понимал речи другого" (Бытие, XI, 6-7). 
Тот же момент имеет место и в истории первого грехопадения: бог испугался силы, 
которую могли бы обрести мужчина и женщина, отведав плодов с древа жизни и 
древа познания добра и зла. 
Страх смерти -- утверждение жизни
Выше уже утверждалось, что неизбежным следствием чувства безопасности, которую 
дает то, чем мы владеем, является страх потерять свою собственность. Я бы хотел 
развить эту мысль. 
Конечно, можно не связывать себя с собственностью, и тогда мы не будем бояться 
утратить ее. Что же тогда можно сказать о страхе потерять саму жизнь -- о 
страхе смерти? Разве это удел только больных и стариков? Или же все испытывают 
страх смерти? Преследует ли нас в течение всей жизни мысль, что нам предстоит 
умереть? И не становится ли страх смерти более сильным и более осознанным по 
мере того, как мы приближаемся к концу жизни в силу возраста или болезни? 
Психоаналитики должны были бы провести широкие систематические исследования 
данного феномена, начиная с детского возраста и до глубокой старости, и 
проанализировать как бессознательное, так и сознательное проявление страха 
смерти. При проведении исследований не следует ограничиваться анализом 
отдельных случаев; нужно, используя современные методы психоанализа, изучить 
большие группы людей. А так как подобные исследования пока не проводились, 
сделаем хотя бы предварительные выводы, основываясь на целом ряде разрозненных 
данных. 
По-видимому, глубоко укоренившаяся жажда бессмертия, которая проявляется во 
многих нацеленных на сохранение человеческой плоти ритуалах и верованиях, 
является самым существенным фактом. С другой стороны, современная сугубо 
американская форма отрицания смерти посредством "приукрашивания" тела 
свидетельствует о попытках подавить страх смерти элементарным камуфляжем. 
Будда, Иисус, стоики и Мейстер Экхарт учат, что есть только один способ 
подавить страх смерти -- это не цепляться за жизнь, не относиться к жизни как к 
собственности. В сущности, страх смерти -- это не совсем то, что нам кажется, 
это не страх, что жизнь окончится. Как говорил Эпикур, смерть не имеет к нам 
никакого отношения, так как "когда мы есть, смерти еще нет, а когда смерть 
наступает, то нас уже нет" (Диоген Лаэртский). Конечно, можно бояться страданий 
и боли, которые предшествуют смерти, но эта боязнь отличается от страха смерти. 
В таком случае страх смерти мог бы показаться иррациональным, однако дело 
обстоит иначе, .если относиться к жизни как к собственности. И тогда этот страх 
становится уже не страхом смерти, а страхом потерять то, что я имею: свое тело, 
свое "я", свою собственность и свою идентичность; это -- страх "потерять себя", 
столкнуться с бездной, имя которой -- небытие. 
Поскольку мы руководствуемся в жизни принципом обладания, то мы должны бояться 
смерти. Избавить нас от этого страха не способно ни одно рациональное 
объяснение. Но даже в смертный час страх может быть ослаблен, если воскресить 
чувство привязанности к жизни, откликнуться на любовь окружающих ответным 
порывом любви. Исчезновение страха смерти начинается не с подготовки к смерти, 
а с постоянных усилий уменьшить начало обладания и увеличить начало бытия. 
Спиноза говорил: мудрый думает о жизни, а не о смерти. 
Советы о том, как умереть,-- это фактически советы о том, как жить. И чем более 
мы сумеем освободиться от жажды наживы во всех ее формах и особенно от 
приверженности к собственному "я", тем страх смерти будет слабее -- ведь тогда 
нам нечего терять1. 
 
1Я обсуждаю здесь лишь страх смерти как таковой, не затрагивая неразрешимой 
проблемы боли, которую причиняет сама мысль о том, как наша смерть отразится на 
тех, кто нас любит. 
 
Здесь и сейчас -- прошлое и будущее
Бытие характеризуется категорией "здесь и сейчас" (hie et nunc); для обладания 
характерны временные категории "в прошлом, настоящем и будущем". 
При ориентации на обладание для нас важно то, что мы накопили в прошлом, деньги,
 земля, слава, социальное положение, знания, дети, воспоминания. Мы думаем о 
прошлом и наши чувства -- это воспоминания о прошлых чувствах (или о том, что 
мы принимаем за таковые). (В этом заключается сущность сентиментальности.) Мы 
суть прошлое, и мы можем сказать: "Я -- это то, чем я был". 
Будущее -- это предвосхищение того, что станет прошлым. И при установке на 
обладание оно воспринимается как прошлое, что можно выразить словами: "У него 
(нее) есть будущее". Подразумевается, что этот человек будет обладать многими 
вещами, которых сейчас у него нет. Реклама компании Форда: "В будущем Вас ждет 
Форд" обещает, что вы б