инктивными ("естественными" по терминологии стоиков) желаниями, и не волей 
божьей, а нашим рациональным пониманием человеческой природы и норм, из нее 
вытекающих и способствующих нашему оптимальному развитию и благополучию. 
(Заметим, что Фома Аквинский, будучи послушным сыном церкви и поборником 
существующего социального порядка, а также защитником его от революционных сект,
 не мог быть чистым представителем неавторитарной этики; слово "неповиновение" 
означает у него оба вида непослушания, что скрывает внутреннюю противоречивость 
его позиции.) 
 
1Пользуюсь случаем, чтобы выразить свою признательность проф. Ауэру за 
представленную мне возможность ознакомиться с его неопубликованной работой об 
автономности этики у Фомы Аквинского, способствующей лучшему пониманию 
этической концепции этого мыслителя. То же можно сказать и о статье Ауэра на 
эту тему "Is sin an insult to God?" (см. Список литературы). 
 
Если понимание греха как неповиновения является составной частью авторитарной 
структуры, а значит, и модуса обладания, то совершенно иное значение оно 
приобретает в рамках неавторитарной структуры, основанной на модусе бытия. Это 
второе значение также подразумевается в библейской истории грехопадения; это 
нетрудно понять, если по-другому ее интерпретировать. Поместив человека в сады 
Эдема, Бог запретил ему вкушать плоды с древа жизни и с древа познания добра и 
зла. Видя, что "нехорошо быть человеку одному", Бог сделал женщину. Мужчина и 
женщина должны были стать "одной плотью". Оба были наги "и не стыдились". 
Обычно это утверждение интерпретируется с точки зрения традиционного взгляда на 
проблемы пола, в соответствии с которым для мужчины и женщины должно быть 
естественным стыдиться своих неприкрытых гениталий. Но, по-видимому, в Библии 
имеется в виду не только это. Приведенное утверждение может иметь и более 
глубокий смысл, а именно: хотя мужчина и женщина лицезрели друг друга с головы 
до ног, они не испытывали -- и не могли испытывать -- стыда, потому что они 
воспринимали друг друга не со стороны, как посторонние, как отдельные индивиды, 
а как "одна плоть". 
Данная изначальная для всего человеческого рода ситуация радикально меняется 
после грехопадения, когда мужчина и женщина становятся людьми в полном смысле 
этого слова -- людьми, наделенными разумом, познавшим добро и зло, познавшим 
друг друга как отдельные индивиды и осознавшими, что их первородное единство 
нарушено и что они стали чужими друг другу. Они и близки друг другу и в то же 
время разделены, отделены друг от друга. Они чувствуют глубочайший стыд -- от 
того, что видят друг друга "нагими", и в то же время испытывают взаимное 
отчуждение, невероятную разделяющую их пропасть. Чтобы скрыть наготу, в которой 
они предстали друг перед другом, "они сделали себе опоясания", пытаясь тем 
самым избежать всей полноты человеческих отношений. Но стыд, как и чувство вины,
 не спрячешь за фиговым листком. Они не сблизились друг с другом в любви; 
возможно, они и желали друг друга физически, но физическая близость не 
устраняет отчужденности между людьми. И то, что они действительно не любили 
друг друга, проявляется в их отношении друг к другу: Ева не пытается защитить 
Адама, а Адам стремиться избежать наказания, во всем обвиняя Еву. 
Так в чем же состоит их грех? В том, что они увидели друг друга как разделенные,
 изолированные, эгоистичные человеческие существа, которые не могут преодолеть 
свою разъединенность даже в акте любви. Этот грех коренится в самом 
человеческом существовании. Лишенные изначальной гармонии с природой -- столь 
характерной для животных, жизнь которых определяется врожденными инстинктами,-- 
наделенные разумом и самосознанием, мы не можем не чувствовать свою крайнюю 
отчужденность от любого другого человеческого существа. В католической теологии 
такое существование, состоящее в полном разъединении и отчуждении, которые не 
преодолеваются и в любви, определяется как "ад". Это непереносимо для нас. 
Любым способом нам необходимо преодолеть эту пытку разъединенностью: подчиняясь 
ли властям, пытаясь ли заглушить голос разума и сознания. Однако каждый из этих 
способов хорош лишь на краткое время -- он не дает истинного решения проблемы. 
Единственный способ спастись от ада-- освободиться из тюрьмы своего 
эгоцентризма, достичь единения со всем миром. И если главный грех -- это 
эгоцентрическая разъединенность, то он искупается любовью. Само английское 
слово "atonement" (искупление) выражает эту идею: этимологически оно происходит 
от слова "at-onement", что на среднеанглийском означало "единение, слияние, 
объединение". Но грех разъединенности не есть акт непослушания, и потому он не 
нуждается в прощении. Однако такой грех необходимо исцелить, а это может 
сделать лишь любовь, а не наказание. 
Райнер Функ указал мне на то, что некоторые отцы церкви -- последователи Иисуса 
также высказывались об авторитарной концепции греха как об разобщении, 
разъединении. В подтверждение он приводит следующие примеры (заимствованные у 
Анри де Любака). Ориген утверждает: "Где правит грех, там разделение, но где 
правит добродетель, там единство и единение". Максим Исповедник считает, что 
из-за Адамова греха род человеческий, который должен был бы быть гармоничным 
целым, не знающим конфликта между своим и чужим, превратился в облако пылинок 
-- отдельных индивидов". Подобные мысли о разрушении первородного единства у 
Адама можно найти и у Августина Блаженного, и, как указывает Ауэр, в учении 
Фомы Аквинского. Де Любак делает следующее заключение: "Если говорить о 
"восстановлении" (Wiederherstellung), то спасение представляется как 
необходимое обретение утраченного единства, как восстановление 
сверхъестественного единения с богом и в то же время единение людей друг с 
другом" (см. также "Концепц