|
стается со всем, чем он обладает, со
всем, что составляет основу индуистской теологии, а именно свою касту, свою
семью, и живет без всяких привязанностей. Авраам и Моисей -- подобные герои
иудаистской традиции. Христианский герой -- Иисус -- действовал во имя
переполнявшей его любви ко всем людям и ничего не имел, а поэтому и был в
глазах всего света ничем. Мирские герои древних греков -- завоеватели и
покорители. Но и Геркулес, и Одиссей, подобно религиозным героям, идут вперед,
не страшась подстерегающих их опасностей. И герои сказок таковы: оставляют все
и идут вперед, без страха перед неизвестностью.
Нас восхищают эти герои, потому что в глубине души мы сами хотели бы быть
такими -- если бы могли. Но мы всего боимся, мы думаем, что никогда не сможем
быть такими, что на это способны только герои. И герои становятся идолами, мы
отказываемся от своей способности действовать в их пользу, а сами стоим на
месте -- "ведь мы не герои".
Может показаться, что речь здесь идет о том, что быть героем хотя и заманчиво,
но глупо, поскольку противоречит собственным интересам. Но это вовсе не так.
Осторожные, ориентированные на обладание люди чувствуют себя уверенно, однако в
действительности их положение весьма ненадежно. Люди зависят от того, что
имеют: от денег, престижа, от собственного "я" -- т.е. от чего-то, что вне их
самих. Что же происходит тогда, когда люди теряют то, чем владеют? Ведь все,
есть у каждого, может быть им утрачено. Так, можно лишиться собственности, а с
нею -- вероятнее всего -- и положения в обществе, и друзей, и, более того, рано
или поздно, нам придется расстаться с жизнью, это может произойти в любой
момент.
Если я -- это то, что я имею, и если я потеряю то, что я имею, то кем же я
тогда буду? Не кем иным, как поверженным, опустошенным человеком -- жалкое
свидетельство неправильного образа жизни. Поскольку я могу потерять то, что
имею, я испытываю постоянные волнения и страх, чтобы сохранить свою
собственность. Я боюсь воров, экономических перемен, революций, болезни,
смерти; боюсь любви, свободы, развития, любых изменений, всего неизвестного.
Поэтому меня не покидает чувство беспокойства, я страдаю от хронической
ипохондрии (депрессии), я озабочен не только владею. И я становлюсь агрессивным,
суровым, подозрительным, замкнутым, движимым желанием иметь еще больше, чтобы
чувствовать себя в большей безопасности. Ибсен в "Пер Гюнте" прекрасно описал
такого эгоцентричного человека. Герой Ибсена всецело поглощен самим собой. В
своем крайнем эгоизме он думает, что является самим собой, только когда ОН
удовлетворяет свои желания. В конце жизни он прозревает и начинает понимать,
что собственническая структура существования ему не позволила стать самим собой,
что он -- пустоцвет, несостоявшийся человек, который никогда и не был самим
собой.
Человек, предпочитающий быть, а не иметь, не испытывает тревоги и неуверенности,
порождаемых страхом потерять то, чем он владеет. Если я -- это то, что я есть,
а не то, что я имею, никто не в состоянии угрожать моей безопасности и лишить
меня чувства идентичности. Центр моего существа находится во мне самом; мои
способности быть и реализовать мои сущностные силы -- это составная часть
структуры моего характера, и они зависят только от меня самого. Все это
справедливо при условии естественного хода жизни и, разумеется, не относится к
таким непредвиденным обстоятельствам, как внезапная болезнь, бедствия или
другие суровые испытания.
В противоположность обладанию, которое постепенно уменьшается по мере
использования тех вещей, которые составляют его основу, бытие по мере его
реализации имеет тенденцию увеличиваться. (В Библии этот парадокс символически
выражен в образе "неопалимой купины", которая горит, но не сгорает.) Все
важнейшие потенции, такие, как способность мыслить и любить, способность к
художественному или интеллектуальному творчеству, по мере их реализации в
течение жизни возрастают. Все, что используется, не пропадает зря, и, наоборот,
исчезает без пользы то, что мы пытаемся сохранить. Единственная угроза моей
безопасности при существовании по принципу бытия таится во мне самом: это
недостаточно сильная вера в жизнь и свои творческие возможности, тенденция к
регрессу; это свойственная мне лень и готовность отдать другим право
распоряжаться моей судьбой. Однако нельзя считать, что все эти опасности
внутренне присущи бытию, в то время как опасность лишиться чего-либо составляет
неотъемлемую сущность обладания.
Солидарность -- антагонизм
Любить, восхищаться, радоваться, не желая при этом обладать объектом любви и
восхищения,-- на это обращал внимание Судзуки при сравнении образцов английской
и японской поэзии (см. гл. I). И действительно, современный западный человек
редко испытывает радость "в чистом виде", не связанную с желанием обладать. Но
это вовсе не чуждо нам. Пример Судзуки с цветком был бы неуместен, если бы
перед взором путника предстал не цветок, а, скажем, гора, луг или вообще
что-нибудь такое, что физически невозможно унести с собой. Пожалуй, многие люди,
если не большинство, в самом деле не способны увидеть гору; вместо того, чтобы
созерцать ее, они предпочитают выяснить ее название, высоту или подняться на
нее, что тоже можно понимать как одну из форм обладания. И лишь немногие
действительно могут видеть гору и восхищаться этим видом. То же можно сказать и
о наслаждении музыкой: покупая запись понравившейся музыки, человек совершает
акт овладения этим музыкальным произведением, и, по-видимому, большая часть
людей, получающих удовольствие от искусства, попросту "потребляют" его; и лишь
очень
|
|