щества является вопрос: какой вид единства и 
солидарности оно устанавливает и может поддерживать в условиях данной 
социоэкономической структуры? 
Таким образом, из приведенных соображений, очевидно, можно сделать вывод о том, 
что людям свойственны две тенденции: одна из них -- тенденция иметь (обладать) 
-- в конечном счете черпает силу в биологическом факторе, в стремлении к 
самосохранению; вторая тенденция -- быть, а значит, отдавать, жертвовать собой 
-- обретает свою силу в специфических условиях человеческого существования и 
внутренне присущей человеку потребности в преодолении одиночества посредством 
единения с другими. Так как оба этих противоречивых стремления живут в каждом 
человеке, то от социальной структуры, ее ценностей и норм зависит, какое из них 
станет доминирующим. Те культуры, которые поощряют жажду наживы, а значит, 
модус обладания, опираются на одни потенции человека; те же, которые 
благоприятствуют бытию и единению,-- на другие. Мы должны решить, какую из этих 
двух потенций мы хотим культивировать, но при этом не забывать, что наше 
решение в значительной степени предопределено социоэкономической структурой 
данного общества, побуждающей нас сделать определенный выбор. 
На основании своих собственных наблюдений над групповым поведением людей, я 
могу предположить, что две крайние группы, соответственно, демонстрирующие 
глубоко укоренившиеся и почти неизменные тип обладания и бытия, составляют 
незначительное меньшинство; в огромном же большинстве реально присутствуют обе 
возможности, и от факторов окружающей среды будет зависеть, какая из них станет 
преобладающей. 
Данное предположение противоречит следующей широко распространенной 
психоаналитической догме: окружающая среда вызывает существенные изменения в 
развитии личности в младенчестве и в раннем детстве, а в дальнейшем 
сформировавшийся характер практически уже не меняется под влиянием внешних 
событий. Эта догма получила признание потому, что основные условия, в которых 
проходит детство большинства людей, сохраняются и в более поздние периоды жизни,
 поскольку в общем социальные условия не изменяются. Однако множество примеров 
свидетельствуют в пользу того, что коренные изменения окружающей среды вызывают 
существенные изменения в поведении человека: негативные силы перестают получать 
поддержку, а позитивные -- поддерживаются и поощряются. 
Суммируя все сказанное выше, можно заключить, что в стремлении человека к 
самоотдаче и самопожертвованию, проявляемых столь же часто и с такой силой, нет 
ничего удивительного, учитывая условия существования человека. Скорее можно 
удивляться тому, что эта потребность с такой силой подавляется, что проявление 
эгоизма в индустриальном обществе (как и во многих других) становится правилом, 
а проявление солидарности -- исключением. С другой стороны, сколь ни 
парадоксальным это кажется, именно этот феномен обусловлен потребностью в 
единении. Социальный характер, порождаемый обществом, принципами которого 
являются стяжательство, прибыль и собственность, ориентирован на обладание, и 
как только этот доминирующий тип характера утверждается в обществе, никто не 
хочет оставаться в стороне, т.е. быть отверженным; с целью избежать этого риска 
каждый старается приспособиться к большинству, хотя единственное, что у него 
есть общего с этим большинством,-- это взаимный антагонизм. 
Следствием господствующей в нашем обществе эгоистической установки является 
мнение наших руководителей о том, что поступки людей могут быть мотивированы 
лишь ожиданием материальных благ, т.е. вознаграждений и поощрений, и что 
призывы к солидарности и к самопожертвованию не вызовут у людей никакого 
отклика. Поэтому такие призывы звучат крайне редко (за исключением периодов 
войн), так что у нас нет возможности наблюдать их вероятные результаты. 
И только совершенно иная социоэкономическая структура и радикально измененная 
внутренняя установка человека могли бы показать, что подкуп, посулы и подачки 
-- не единственные (или не наилучшие) способы воздействия на людей. 
 
Глава VI
Другие аспекты обладания и бытия
Безопасность -- опасность
Для большинства людей весьма удобно не продвигаться вперед, не прогрессировать, 
другими словами, полагаться на то, что уже есть, так как то, что мы имеем, мы 
знаем - мы опираемся на него и это дает нам ощущение частичной или даже полной 
безопасности. Мы опасаемся сделать шаг в неизвестное, в неведомое и избегаем 
этого; хотя после совершения тех или иных действий оказывалось, что в них вовсе 
не было никакого риска, до этого вся связанная с ними новизна представлялась 
весьма рискованной, а потому пугала нас. Только известное, испытанное безопасно 
или, по крайней мере, кажется нам таковым. В каждом новом шаге может таиться 
опасность неудачи, и в этом заключается одна из причин того, почему люди так 
боятся свободы1. 
 
1Данная тема является основной в моей книге "Бегство от свободы". 
 
Понятно, что в разные жизненные периоды "старое и привычное" понимаются 
по-разному. В детстве мы обладали лишь собственным телом и грудью кормящей нас 
матери (которые вначале нами не разделялись). Мало-помалу мы начинаем 
ориентироваться в мире, пытаясь найти в нем свое место. Мы начинаем хотеть 
обладать вещами: мы имеем мать, отца, братьев или сестер, игрушки; позднее мы 
приобретаем знания, работу, социальное положение, мужа или жену, детей; более 
того, у нас даже есть нечто вроде жизни после жизни, если мы приобрели участок 
земли для захоронения в будущем, страховку и составили завещание. 
И тем не менее, невзирая на всю безопасность, которую дает человеку обладание, 
люди восхищаются теми, кто способен видеть новое, кто прокладывает новый путь, 
не боясь идти вперед. В мифологии такой способ существования олицетворяет герой.
 Герои -- это те, кто рискует оставить то, что у них есть: свою землю, семью, 
собственность ~ и идут вперед не без страха, но побеждая его. В буддийской 
религии Будда -- это герой, который ра