ведением, неважно, по какой причине люди активны: 
это может быть некая внешняя сила, например при рабстве, или же они действуют 
по внутреннему побуждению, как, например, ведет себя охваченный тревогой 
человек. Не имеет значения и то, интересна ли этим людям их работа -- как может 
она быть интересна для плотника или писателя, ученого или садовника -- или же 
они совершенно безразличны к тому, что делают, и не испытывают никакого 
удовлетворения от своего труда, как рабочие на конвейере или почтовые служащие. 

В современном понимании значения понятий активности и простой занятости 
идентичны. Однако между этими двумя понятиями существует фундаментальное 
различие, соответствующее терминам "отчужденный" и "неотчужденный" 
применительно к различным видам активности. При отчужденной активности я не 
ощущаю себя как деятельного субъекта своей активности; скорее, я воспринимаю 
результат своей активности как нечто такое, что находится "вне меня", выше меня,
 отделено от меня и противостоит мне. В случае отчужденной активности я, в 
сущности, не действую, действие совершается надо мной внешними или внутренними 
силами. Я отделился от результата своей деятельности. В области психопатологии 
наилучшим примером отчужденной активности может служить активность людей, 
страдающих навязчивыми состояниями. Внутренне побуждаемые совершать какие-то 
действия помимо их собственной воли, например, считать шаги, повторять 
определенные фразы, совершать определенные ритуалы, они могут быть чрезвычайно 
активными в преследовании этой цели; психоаналитические исследования 
убедительно показали, что этими людьми движет некая неосознаваемая ими 
внутренняя сила. Таким же ярким примером отчужденной активности является 
постгипнотическое поведение. Людям, которым во время гипнотического сеанса было 
предложено сделать что-то, после пробуждения будут выполнять все эти действия, 
не осознавая, что они делают не то, что им хочется, а то, что им ранее внушил 
гипнотизер. 
При неотчужденной активности я ощущаю самого себя как субъекта своей 
деятельности. Неотчужденная активность -- это процесс рождения, создания 
чего-либо и сохранения связи с тем, что я создаю. При этом подразумевается, что 
моя активность есть проявление моих потенций, что я и моя деятельность едины. 
Такую неотчужденную активность я называю продуктивной активностью1. 
 
1В книге "Бегство от свободы" я ввел термин "спонтанная активность", а в 
последующих работах используется понятие "продуктивная активность". 
 
В том смысле, в котором здесь употребляется слово "продуктивная", оно относится 
не к способности создавать что-то новое или оригинальное, т. е. не к творческой 
способности, имеющейся, например, у художника или ученого. Оно относится также 
и не к результату человеческой активности, а к ее качеству. И картина, и 
научный труд могут быть совершенно непродуктивными, бесплодными; напротив, тот 
процесс, который происходит в людях с глубоким самосознанием, или в людях, 
которые действительно "видят" дерево, а не просто смотрят на него, или в тех, 
кто, читая стихи, испытывает те же чувства, что и выразивший их словами поэт, 
этот процесс, хоть в результате его ничего и не "производится", может быть 
очень продуктивным. Продуктивная активность -- это состояние внутренней 
активности; она не обязывает создавать произведения искусства или научные труды 
или просто что-то "полезное"; это ориентация характера, которая может быть 
присуща всем человеческим существам, если только они не эмоционально ущербны. 
Продуктивные личности оживляют все, к чему они прикасаются, они реализуют 
собственные способности и вселяют жизнь в других людей и в вещи. 
Слова "активность" и "пассивность" могут иметь два абсолютно разных значения. 
Отчужденная активность в смысле простой занятости фактически является 
"пассивностью" в смысле продуктивности, в то время как пассивность, 
подразумевающая незанятость, вполне может быть и неотчужденной активностью. В 
наши дни все это трудно понять, так как активность чаще всего представляет 
собой отчужденную "пассивность", продуктивная же пассивность встречается крайне 
редко. 
Как понимали активность и пассивность великие мыслители
В философской традиции доиндустриального общества понятия "активность" и 
"пассивность" употреблялись не в том значении, в каком они употребляются в наши 
дни. Да и не могли они означать тогда то же, что и сегодня, ведь отчужденность 
труда в те времена не достигала такого уровня, который можно было бы сравнить с 
современным. Этим объясняется тот факт, что такие философы, как Аристотель, 
даже не проводили четкого различия между "активностью" и простой "занятостью". 
В Афинах отчужденную работу выполняли только рабы, физическая работа из понятия 
"praxis" (практика), вероятно, исключалась. Этот термин относился только к тем 
видам деятельности, которыми подобало заниматься свободной личности, и 
Аристотель, в сущности, употреблял его для обозначения свободной деятельности 
личности [См.: Lobkowich. Theory and Practice]. Учитывая это, можно сделать 
вывод, что у свободных афинян вряд ли могла возникнуть проблема субъективно 
бессмысленной, отчужденной, чисто рутинной работы. Их свобода как раз и 
предполагала, что поскольку они не рабы, их активность является продуктивной и 
полной смысла. 
Аристотель не разделял наши современные взгляды на активность и пассивность -- 
это с очевидностью вытекает из того, что для него наивысшей формой praxis'a, т. 
е. занятий которые он ставил даже выше политической деятельности, является 
созерцательная жизнь, посвященная поискам истины. Утверждение, что созерцание 
-- это одна