|
и своих истинных
сокровенных желаний и интересов, от своей воли и принять волю, желания и даже
чувства, не присущие ему самому, а навязанные принятыми в обществе стандартами
мыслей и чувств. Общество и семья как его психосоциальные посредники должны
решить трудную задачу: сломить волю человека, оставив его при этом в неведении.
С помощью сложного процесса внушения определенных идей и доктрин, путем
всяческих вознаграждений и наказаний, а также распространяя соответствующую
идеологию, общество решает эту задачу в целом столь успешно, что большинство
людей верят в то, что они действуют по своей воле, не сознавая, что эта воля им
навязана и что общество умело манипулирует ею.
Сексуальная сфера представляет наибольшую трудность в подавлении воли, так как
здесь проявляются сильные влечения естественного порядка, манипулировать
которыми труднее, чем многими другими человеческими желаниями. По этой причине
общество борется с сексуальными влечениями более упорно, чем с любыми другими
человеческими желаниями. Нет необходимости перечислять различные формы
осуждения секса, связаны ли они с соображениями морали (его греховность) или
здоровья (мастурбация вредит здоровью). Церковь запрещает регулирование
рождаемости, но отнюдь не потому, что она считает жизнь священной (в таком
случае пришлось бы осуждать смертную казнь и войны), а лишь с целью осуждения
секса, если он не служит продолжению рода.
Столь настойчивое преследование секса нелегко было бы понять, если бы оно
касалось лишь секса как такового. Но не секс, а подавление воли человека
является причиной подобного осуждения. Во многих так называемых примитивных
обществах никаких запретов на секс вообще не существует. Так как в этих
обществах эксплуатация и отношения господства отсутствуют, у них нет
необходимости подавлять волю индивида. Они могут позволить себе получать
наслаждение от сексуальных отношений, не испытывая при этом чувства вины. Самое
удивительное, что сексуальная свобода не приводит в этих обществах к
сексуальным излишествам; после некоторого периода относительно кратковременных
половых связей люди находят друг друга, и далее у них пропадает желание менять
партнеров, хотя если любовь прошла, они могут и расстаться друг с другом. Для
этих, свободных от собственнической ориентации, групп сексуальное наслаждение
является одной из форм выражения бытия, а не результатом сексуального обладания.
Однако это отнюдь не означает, что следует вернуться к образу жизни
примитивных обществ -- да при всем желании это сделать было бы невозможно по
той причине, что порожденный цивилизацией процесс индивидуализации и
индивидуальной дифференциации сделал любовь иной, чем она была в примитивном
обществе. Мы не можем вернуться назад; мы можем двигаться лишь вперед. Важно то,
что новые формы свободы от собственности должны положить конец сексуальным
излишествам, характерным для всех ориентированных на обладание обществ.
Сексуальное влечение -- одно из выражений независимости, проявляемое уже в
очень раннем возрасте (мастурбация). Сломить волю ребенка и заставить его
испытывать чувство вины помогает всеобщее осуждение -- при этом, естественно,
ребенок становится более покорным. Стремление нарушить сексуальные запреты в
большинстве случаев есть по сути не что иное, как попытка мятежа с целью
вернуть прежнюю свободу. Однако простое нарушение сексуальных запретов не
делает человека свободным; мятеж как бы растворяется, гасится в сексуальном
удовлетворении... и возникающем затем чувстве вины. Только достижение
внутренней независимости помогает обрести свободу и избавляет от необходимости
бесплодного бунта. Это справедливо и для любых других видов поведения человека,
когда он стремится к чему-либо запретному, пытаясь вернуть себе таким образом
свободу. Фактически табу всякого рода порождают сексуальную озабоченность и
извращения, а сексуальная озабоченность и извращения ведут к несвободе.
Ребенок выражает свой бунт во многих формах: не желает приучаться к чистоте;
отказывается есть или, наоборот, про являет неумеренность в еде; может быть
агрессивным и проявлять садистские наклонности, а кроме того, прибегать к
различным способам причинения себе вреда. Нередко детский бунт принимает форму
"итальянской забастовки": ребенок теряет ко всему интерес, становится ленивым и
пассивным -- вплоть до крайних патологических форм медленного самоуничтожения.
В исследовании Дэвида Шектера "Развитие ребенка" описаны результаты подобной
ожесточенной борьбы между родителями и детьми. Все данные свидетельствуют о том,
что в гетерономном вмешательстве в процесс развития ребенка, а позднее и
взрослого человека, скрыты наиболее глубокие корни психической патологии и
особенно деструктивности.
Однако следует четко уяснить, что свобода -- это ни в коей мере не
вседозволенность и своеволие. Человеческие существа -- как и представители
любого другого вида -- имеют специфическую структуру и могут развиваться лишь в
соответствии с этой структурой. Свобода не означает освобождения от всех
руководящих принципов. Ока означает свободу расти и развиваться в соответствии
с законами человеческой жизни (автономными ограничениями), что в свою очередь
означает подчинение законам оптимального развития человека. Любая
способствующая реализации этой цели власть является "рациональной", если это
достигается путем мобилизации активности ребенка, развития его критического
мышления и веры в жизнь. "Иррациональной" же мы назовем власть, которая
навязывает ребенку неприемлемые для него нормы, служащие самой этой власти, а
не соответствующие специфической природе ребенка.
Установка на собственность и прибыль, т.е. принцип обладания, с необходимостью
порождает стремление к власти, фактически потребность в ней. Чтобы управлять
людьми, нужна власть для преодоления их сопротивления. Для контроля над частной
собственностью также необходима власть, чтобы защитить эту собственность от тех
|
|