обиля увеличивает возможности заключения "выгодных сделок" -- извлечения 
прибыли путем обмена. К этому весьма склонны сегодня как мужчины, так и женщины.
 Четвертый фактор, имеющий большое значение,-- это потребность в новых стимулах,
 так как старые очень скоро исчерпывают себя и • теряют привлекательность. 
Рассматривая проблему стимулов в своей книге "Анатомия человеческой 
деструктивности", я проводил различие между стимулами, "повышающими активность",
 и стимулами, "усиливающими пассивность", и предложил следующую формулировку: 
"Чем больше стимул способствует пассивности, тем чаще должна изменяться его 
интенсивность и (или) его вид; чем больше он способствует активности, тем 
дольше сохраняется его стимулирующее свойство и тем меньше необходимо изменять 
его активность и содержание". Пятый и самый важный фактор состоит в изменении 
социального характера, которое произошло за последнее столетие,-- 
"накопительский" характер превратился в "рыночный". И хотя это превращение и не 
свело на нет ориентаиию на обладание, оно привело к ее серьезнейшей модификации.
 (Развитие от "накопительского" к "рыночному" характеру подробно рассмотрено в 
гл. VII.) 
Собственнические чувства проявляются и в отношениях к другим людям -- врачам, 
дантистам, юристам, начальникам, подчиненным; например, говорят: "мой врач", 
"мой дантист", "мои рабочие" и т. д. Однако собственническая установка 
направлена не только на другие человеческие существа, но и на множество 
различных предметов и даже чувств. Рассмотрим, например, здоровье и болезнь. 
Говоря с кем-либо о своем здоровье, люди рассуждают о нем, как собственники, 
упоминая о своих болезнях, своих операциях, своих курсах лечения -- своих 
диетах и своих лекарствах. Они явно рассматривают здоровье и болезнь как свою 
собственность. Собственническое отношение человека к своему скверному здоровью, 
пожалуй, можно сравнить с отношением акционера к своим акциям, когда последние 
теряют часть своей первоначальной стоимости из-за катастрофического падения 
курса на бирже. 
Собственностью могут считать идеи, убеждения и даже привычки. Так, человек, 
привыкший съедать каждое утро в одно и то же время один и тот же завтрак, 
вполне может быть выбит из колеи даже незначительным отклонением от привычного 
ритуала, так как эта привычка стала его собственностью и потеря ее угрожает его 
безопасности. 
Приведенное описание универсальности принципа обладания многим читателям может 
показаться слишком негативным и односторонним, но в действительности дело 
обстоит именно так. Я хотел показать преобладающую у людей установку прежде 
всего с целью представить как можно более четкую и ясную картину того, что 
происходит в обществе. Однако есть одно обстоятельство, которое может некоторым 
образом выровнять эту картину,-- это все более широко распространяющаяся среди 
молодежи установка, в корне отличающаяся от взглядов большинства членов 
общества старшего поколения. У молодых людей мы находим такие типы потребления, 
которые представляют собой не скрытые формы приобретения и обладания, а 
проявление неподдельной радости от того, что человек поступает так, как ему 
хочется, не ожидая получить взамен что-либо "прочное и основательное". Эти 
молодые люди совершают дальние путешествия, при этом часто испытывая трудности 
и невзгоды, чтобы послушать нравящуюся им музыку, или своими глазами увидеть те 
места, где им хочется побывать, или встретиться с теми, кого им хочется 
повидать. В данном случае мы не задаемся вопросом о том, являются ли 
преследуемые ими цели столь значительными, как им это представляется. Даже если 
им недостает серьезности, целеустремленности и подготовки, эти молодые люди 
осмеливаются быть, и при этом их не интересует, что они могут получить взамен 
или сохранить у себя. Они кажутся более искренними, чем старшее поколение, хотя 
часто они довольно наивны в вопросах политики и философии. Они не заняты 
постоянной лакировкой своего "я", чтобы стать "предметом повышенного спроса". 
Они не прячут свое лицо под маской постоянной -- вольной или невольной -- лжи. 
В отличие от большинства они не тратят свою энергию на подавление истины. 
Зачастую они поражают старших своей честностью, поскольку старшие втайне 
восхищаются теми, кто решается смотреть правде в глаза. Эти молодые люди 
нередко образуют различные группировки политического и религиозного характера, 
но их большая часть, как правило, не имеют определенной идеологии или доктрины 
и утверждают лишь, что они просто "ищут себя". И хотя им и не удается найти ни 
себя, ни цели, которая определяет направление жизни и придает ей смысл, но все 
же их занимают поиски способа быть самими собой, а не обладать и потреблять. 
Описанное позитивное обстоятельство необходимо, однако, несколько уточнить. 
Многие из тех же молодых людей (а их число с конца шестидесятых годов 
продолжает явно уменьшаться) так и не поднялись со ступени свободы от на 
ступень свободы для. Они просто протестовали, даже не стремясь найти ту цель, к 
которой нужно продвигаться, а лишь желая освободиться от всяческих ограничений 
и зависимостей. Их лозунгом, как и у их родителей -- буржуа, было: "Все новое 
прекрасно!", и у них развилось почти болезненное отвращение ко всем без разбора 
традициям, в том числе и к идеям величайших умов человечества. Впав в своего 
рода наивный нарциссизм, они возомнили, что сами в состоянии открыть все то, 
что имеет какую-либо ценность. В сущности, их идеал заключался в том, чтобы 
снова стать детьми, и некоторые авторы, например Маркузе, подбросили им 
устраивающую их идеологию, согласно которой не переход к зрелости, а 
возвращение в детство и есть конечная цель революции и социализма. Их счастье 
продолжалось, пока они были достаточно молоды, чтобы пребывать в состоянии 
эйфории; затем для многих этот период окончился жестоким разочарованием, не дав 
им никаких твердых убеждений и не сформировав у них никакого внутреннего 
стержня. В конечном счете удел многих из них -- разочарование и апатия или ж