и как бы получает пропуск, позволяющий примкнуть к большой группе 
людей. Это освобождает человека от тяжелой необходимости самостоятельно мыслить 
и принимать решения. Имея этот ответ, человек чувствует себя одним из beati 
possidentes -- счастливых обладателей истинной веры. Вера по принципу обладания 
придает уверенность; она претендует на утверждение абсолютного неопровержимого 
знания, которое представляется правдоподобным, так как сила тех, кто 
распространяет и защищает эту веру, кажется непоколебимой. Действительно, разве 
не предпочел бы каждый уверенность, если бы взамен нужно было лишь отказаться 
от своей независимости? 
При установке на обладание Бог, олицетворяющий изначально высшую ценность 
нашего внутреннего опыта, становится неким идолом. Согласно воззрениям пророков,
 идол -- это сотворенная нами самими вещь, на которую мы проецируем свою 
собственную силу, обедняя при этом самих себя. Мы подчиняемся собственному 
созданию, и посредством такого подчинения в отчужденной форме происходит наше 
общение с самим собой, и так же, как я могу обладать идолом, поскольку это вещь,
 идол, поскольку я подчиняюсь ему, в то же время обладает мной. Якобы присущие 
Богу качества, лишь только он превращается в идола, становятся такими же 
чуждыми моему личному опыту, как и политические доктрины. Этого идола можно 
превозносить как Милосердного Бога и -- одновременно совершать его именем любые 
жестокости; точно так же отчужденная вера в человеческую солидарность не 
останавливает людей перед самыми бесчеловечными действиями, не подвергнутыми ни 
малейшим сомнениям. Кто хочет обрести уверенность, кто хочет иметь готовые 
ответы на все жизненные вопросы, не стремясь искать их самостоятельно,-- тот 
верит по принципу обладания. 
Совершенно иное явление -- вера по принципу бытия. Можно ли жить без веры? 
Разве не должен младенец доверить себя груди своей матери? Разве все мы не 
должны верить в других людей, в тех, кого мы любим, наконец, в самих себя? 
Разве можем мы жить без веры в справедливость норм нашей жизни? Действительно, 
без веры нами овладевают бессилие, безысходность и страх. 
Вера по принципу бытия -- это прежде всего не верование в определенные идеи 
(хотя это также может иметь место), а внутренняя ориентация, установка человека.
 Правильнее было бы сказать, что человек верит, а не что у него есть вера. 
(Психологическое различие между верой, которая есть доверие [fides qua 
creditur], и верой как доверие [fides qua creditur] отражает аналогичное 
различие между содержанием веры и актом веры.) Человек может верить самому себе 
и другим людям, а религиозный человек может верить в Бога. Бог Ветхого завета 
-- это прежде всего отрицание идолов-богов, которых человек может иметь. 
Понятие Бога с самого начала трансцендентно, хотя, возможно, оно и создано по 
аналогии с каким-нибудь восточным властелином. Бог не должен иметь имени, 
запрещено делать любые его изображения. 
С развитием иудаизма и христианства делается попытка достичь полной 
деидолизации Бога, или -- точнее -- попытка борьбы с опасностью превращения его 
в идола с помощью постулирования невозможности каких-либо утверждений о 
качествах Бога. В христианском мистицизме -- от Псевдо-Дионисия Ареопагита до 
неизвестного автора книги "Облако неведения" и Мейстера Экхарта -- это 
происходит более радикально: понятие Бога имеет тенденцию стать концепцией, в 
которой Бог фигурирует как Единое, "Божество" (Ничто), приближаясь, таким 
образом, к представлениям, отраженным в Ведах и неоплатонической философии. 
Такая вера в Бога поддерживается у человека присущим ему внутренним ощущением 
божественных качеств в самом себе; это непрерывный процесс активного порождения 
самого себя или, по Мейстеру Экхарту, вечного рождения Христа внутри нас самих. 

Моя вера в самого себя, в других, в человечество, наконец в нашу способность 
стать людьми в полном смысле этого слова также предполагает уверенность -- но 
основанную на моем личном опыте, а не на подчинении какому-нибудь авторитету, 
который предписывает мне во что верить. Это уверенность в истине, которая не 
может быть доказана с помощью рационально неопровержимых фактов; тем не менее у 
меня есть собственные субъективные основания для того, чтобы быть в ней 
уверенным. ("В иврите вера обозначается словом "emunah" -- уверенность; "amen" 
означает "воистину, несомненно!.) 
Будучи уверенным в честности какого-нибудь человека, я тем не менее не могу 
утверждать, что он сохранит свою честность в будущем; строго говоря, если бы он 
остался честным до своего смертного часа, то даже это не могло бы опровергнуть 
следующую позитивистскую точку зрения: неизвестно, не поступился ли бы он своей 
честностью, если бы прожил дольше. Моя уверенность основана на глубоком знании 
других людей и собственного прошлого опыта любви и честности. Такое знание 
возможно лишь в той мере, в какой я могу отрешиться от собственного "я" и 
увидеть другого человека таким, каков он есть, понять структуру его характера, 
его индивидуальность и общечеловеческую сущность. Только в этом случае я могу 
знать, на что способен этот человек, что он может сделать и чего не может. Это, 
разумеется, не означает, что я могу предсказать все его поведение в будущем, но 
главные линии его поведения, обусловленные такими чертами его характера, как 
честность, чувство ответственности и т.д., можно было бы определить (см. главу 
"Вера как черта характера" в книге "Человек как он есть"). 
Такая вера основывается на фактах, следовательно, она рациональна. Но эти факты 
нельзя "доказать" методами традиционной позитивистской психологии; я, живой 
человек, выполняю роль инструмента, который способен их "уловить" и 
"зарегистрировать". 
Любовь
Любовь также имеет два разных значения в зависимости от того, имеем ли мы в 
виду любовь по принципу обладания или бытия. 
Если бы человек мог иметь любовь, она должна была