юби ближнего твоего, как самого себя" является важнейшей нормой
жизни  и  нарушение  ее  -  главная  причина несчастья и умственной болезни,
приводит как раз психоаналитик. На что бы ни жаловался невротик, какие бы ни
проявлял  симптомы  - все они проистекают из его неспособности любить,  если
под  любовью  мы  имеем  в  виду  способность  испытывать  чувства   заботы,
ответственности,  уважения  и  понимания в отношении других людей,  желание,
чтобы  эти  другие  люди  развивались.  Аналитическая  терапия  есть,  по
существу,  попытка  помочь  пациенту  обрести или восстановить способность к
любви.  Если  эта  цель  не  достигается,  то  происходят  только  самые
поверхностные изменения.
  Психоанализ показывает также,  что любовь по самой своей природе не  может
замыкаться на одном человеке.  Человек,  любящий только одного человека и не
любящий  "своего  ближнего",  на  самом   деле   желает   повиноваться   или
господствовать,  но не любить. Кроме того, если кто-то любит ближнего, но не
любит самого себя,  это  доказывает,  что  любовь  к  ближнему  не  является
подлинной.  Любовь  основана  на  утверждении и уважении,  и если человек не
испытывает этих чувств в отношении самого себя, - ведь Я в конце концов тоже
человеческое  существо  и  тоже  ближний,  -  то  их  и вовсе не существует.
Человеческая реальность,  стоящая за концепцией человеческой любви к богу, в
гуманистической религии есть способность любить созидательно,  без жадности,
повиновения и господства,  любить всей  полнотой  личности.  Подобно  этому,
божья любовь есть символ любви, исполненной силы, а не слабости.
  Существование норм,  постулирующих,  как человек должен жить, предполагает
их нарушение,  предполагает концепции греха и вины.  Нет такой
религии,  которая бы не касалась  каким-то  образом  греха  и  способов  его
осознания   и   преодоления.   Концепции   греха,  конечно,  различаются.  В
первобытных религиях грех может пониматься  как  нарушение  табу,  почти  не
имеющее  этической  нагрузки  или вовсе ее лишенное.  В авторитарной религии
грех есть  прежде  всего  неподчинение  власти  и  лишь  затем  -  нарушение
этических    норм.    В   гуманистической   религии   совесть   -   это   не
интериоризированный голос власти,  но голос самого человека, хранитель нашей
цельности,  призывающий  нас  к  себе,  когда  нам  грозит  опасность утраты
самости. Грех - это прежде всего грех в отношении себя, а не бога (*).

  (* См. обсуждение противоположности авторитарной и гуманистической совести
в книге: Man for Himself, p. 141 ff. *)

  При авторитарном  подходе  признание своей греховности вызывает ужас,  ибо
совершить  грех  -  значит  ослушаться  могущественную  власть,  которая   с
неотвратимостью  накажет  грешника.  Моральное  падение  -  чаще  всего  акт
восстания,  искупить который  можно  лишь  оргией  повиновения.  Реакция  на
чувство вины состоит в том,  чтобы стать бесправным и бессильным,  полностью
отдать себя на милость властей в надежде на прощение.  Такой  тип  раскаяния
ввергает человека в страх и трепет.
  Результатом раскаяния  является  то,  что  "грешник",  погрязая  в   своей
порочности,  морально слабеет,  исполненный ненависти и отвращения к себе, и
потому склонен к греху в дальнейшем,  когда оргия самобичевания  закончится.
Эта  реакция не столь резка,  если религия предоставляет ему ритуал покаяния
или утешение священника, который избавляет его от вины. Но человек платит за
облегчение  от  боли зависимостью от тех,  кто владеет привилегией отпускать
грехи.
  В гуманистических   направлениях   различных   религий   мы   обнаруживаем
совершенно иное отношение к греху: когда нет ненависти и нетерпимости - этой
компенсации за повиновение, всегда присутствующей в авторитарных системах, -
на присущие человеку нарушения норм жизни смотрят с пониманием и любовью,  а
не злобно и презрительно.  Реакция на осознание вины - не ненависть к самому
себе,  но  стимул  к  тому,  чтобы  исправиться.  Некоторые  христианские  и
еврейские  мистики  даже считали грех необходимым условием добродетели.  Они
учили,  что, только когда мы грешим, а потом реагируем на грех - не страхом,
но заботой о спасении,  - мы можем стать людьми в полном смысле слова.  В их
мышлении,  центром которого является утверждение силы человека,  его подобия
богу,  опыт радости,  а не горя,  осознание грехов означает полное признание
человеческой силы, а не опыт бессилия.
  Два утверждения  послужат  примерами  этого  гуманистического  отношения к
греху.  Одно принадлежит Иисусу:  "Кто из вас  без  греха,  первый  брось...
камень"  (Ин.  8:  7).  Другое характерно для мистики:  "Тот,  кто говорит и
размышляет о зле,  которое совершил,  мыслит  сотворенную  мерзость,  а  что
человек думает,  в то он и уловлен - вместе со всею своей душой уловлен тем,
о чем думает,  так что все еще погрязает в  мерзости.  И  ему,  конечно,  не
повернуться,  ибо  дух его возропщет и сердце загниет,  кроме того,  на него
нападет хандра. Что же? Меси грязь или не меси, все равно это грязь. Грешили
мы или нет - какая от того польза на небесах?  Во время,  которое я потратил
на мысли об этом,  я бы мог нанизывать жемчуга  для  радости  небесной.  Вот
почему  записано:  "Уклоняйся от зла,  и делай добро" - отвратись совсем ото
зла,  не думай о нем, и твори добро. Ты ошибся? Тогда выравняй весы, сотвори
доброе дело" (*).

  (* Isaac  Meir  de  Ger,  quoted in Time and Eternity,  N.  N.  Glatzer ed
(Schochen Books, 1946, p. 111). *)

  Проблема вины в психоанализе играет не меньшую роль, чем в религии. Иногда
вина - один из главных симптомов.  Человек чувствует вину из-за того, что не
любит как следует родителей, неважно выполняет работу, задел чьи-то чувства.
Вина  переполняет  сознание  некоторых  пациентов,  и