и и удовлетвориться
своей теперешней ситуацией.
  Другой аналитик посмотрит на дело прямо противоположным образом. Он начнет
с  предположения,  что  нарушение  интеллектуальной  и  моральной  цельности
человека  наносит  вред  всей  его личности.  Тот факт,  что пациент следует
одобренному в культуре образцу,  в принципе ничего не меняет.  Этот  человек
отличается  от  многих  других  лишь  тем,  что голос его совести достаточно
силен, чтобы вызвать острый конфликт, а другие могут не осознать конфликта и
не  иметь  столь  явных симптомов.  Проблема с этой точки зрения в том,  что
писателю трудно следовать голосу совести,  и он будет считаться  излеченным,
если  избавится от своей нынешней ситуации и возобновит прежний образ жизни,
при котором он мог себя уважать.
  Еще один  случай  проливает  свет  на проблему с несколько другой стороны.
Бизнесмен  -  умный,  напористый,  удачливый  человек  -  тяжело  запил.  Он
обращается к психоаналитику.  Вся его жизнь посвящена конкуренции и деньгам.
Больше его ничего не интересует; личная жизнь служит той же задаче. Он умеет
знакомиться и оказывать влияние,  но в глубине души ненавидит каждого, с кем
вступает в контакт, - своих конкурентов, покупателей, служащих; он ненавидит
товары, которые продает. Человек не сознает этой ненависти, но постепенно из
его снов и свободных ассоциаций становится понятно,  что он  чувствует  себя
рабом своего бизнеса, своих товаров и всего с ними связанного; он не уважает
самого себя и заглушает чувство собственной  неполноценности  и  ничтожности
пьянством.  Он никогда не влюблялся и удовлетворяет свои сексуальные желания
в дешевых и бессмысленных связях.
  В чем  его  проблема?  Пьянство  ли это?  Или же пьянство - только симптом
реальной проблемы - его неспособности  вести  осмысленную  жизнь?  Может  ли
человек  быть  до  такой  степени  отчужден  от себя,  жить со столь великой
ненавистью и столь малой любовью и не чувствовать приниженности  и  тревоги?
Несомненно,  многие  живут,  не  испытывая  этих  симптомов  и  не осознавая
каких-либо затруднений. Их проблемы начинаются, когда они не заняты делами и
остаются  одни.  Но  наша культура предоставляет множество способов избежать
самих  себя,  заглушить  любое  проявление  неудовлетворенности.  У   людей,
проявляющих  сильно выраженные симптомы,  человеческие силы еще не полностью
задушены.  Что-то в них протестует,  тем самым  указывая  на  конфликт.  Они
больны не в большей степени,  чем те,  кто лучше приспособлен.  Наоборот,  в
человеческом смысле это более здоровые люди.  С этой последней точки  зрения
мы не смотрим на симптом как на врага, которого надо победить, но, напротив,
считаем его другом, указывающим нам на недуг. Пациент, пусть бессознательно,
стремится к более человеческому образу жизни. Его проблема не в пьянстве, но
в моральной неудаче;  и лечение не  может  заключаться  в  устранении  явных
симптомов.  Если  он  прекратит  пить,  ничего  не  меняя в жизни,  то в нем
останется беспокойство и  напряженность,  он  будет  вовлечен  в  еще  более
жестокое соревнование и,  вероятно, рано или поздно у него образуется другой
симптом,  выражающий  его  неудовлетворенность.  В  чем   он   действительно
нуждается, так это в выяснении причин такой растраты лучших человеческих сил
и в их восстановлении.
  Мы видим,  как это нелегко определить, что считать болезнью и каким должно
быть лечение.  Все зависит от того, что мы будем считать целью психоанализа.
Согласно   одной   концепции,   задачей   аналитического   лечения  является
приспособление  пациента.  Под   приспособлением   имеется   в   виду
способность  человека  действовать  так,  как  действует большинство людей в
данной культуре.  Согласно этому взгляду,  существующие  образцы  поведения,
которые  одобряются  обществом  и  культурой,  как  раз  и дают нам критерии
душевного  здоровья.  Их  не  рассматривают  критически,  с   точки   зрения
универсальных   человеческих   норм;   социальный  релятивизм  безоговорочно
соглашается с этой "правильностью" и считает девиантное поведение  ошибочным
и    потому   нездоровым.   Терапия,   нацеленная   только   на   социальное
приспособление,  может  лишь  снизить  чрезмерное  страдание  невротика   до
среднего уровня страдания, соответствующего этим образцам.
  Согласно второму  взгляду,  цель  терапии  не  в  приспособлении,   но   в
оптимальном  развитии личностных способностей и реализации индивидуальности.
Здесь психоаналитик - не "советник по вопросам приспособления", а, используя
выражение  Платона,  "врачеватель  души".  В  основе этой точки зрения лежит
представление о  существовании  неизменных  законов,  присущих  человеческой
природе и человеческому поведению и действующих в любой культуре. Эти законы
нельзя преступить, не нанеся серьезного вреда личности. Если кто-то нарушает
свою   моральную   и  интеллектуальную  цельность,  то  ослабляет  или  даже
парализует свою личность.  Он несчастлив и страдает.  Если его способ  жизни
одобряется  культурой,  страдание может не осознаваться или осознаваться как
что-то, никак не связанное с его реальной проблемой. Но, независимо от того,
что  он  думает,  душевное  здоровье  не  может  быть  отделено  от основной
человеческой проблемы - достижения целей человеческой жизни:  независимости,
цельности и способности любить.
  Различив приспособление и исцеление души,  я описал общие  принципы
терапии;  из  этого  не  следует,  что  на  практике  такое различение можно
провести в чистом виде.  Имеется много видов  психоаналитической  процедуры,
где  оба  принципа  действуют  совместно;  иногда  акцент делается на одном,
иногда - на другом.  Но важно понять различие  этих  принципов,  потому  что
только тогда мы сможем понять их соотношение в любом конкретном анализе. Мне
также не хотелось бы быть понятым так,  что следует  выбирать  что-то  одно:
либо  социальное  приспособление,  либо заботу о душе - и что выбор в пользу
человеческой  цельности  с  необходимостью  заводит  в  пустыню   социальной
несостоятельности.
  "Приспособлен