ясь с богом. Одновременно
он старается  заслужить  прощение,  выставляя  собственную  беспомощность  и
незначительность. Таким образом, оказывается, что именно из попытки вымолить
прощение и вырастают его грехи.  Перед ним трудная дилемма.  Чем  больше  он
славит Бога,  тем он опустошеннее.  Чем он опустошеннее, тем более греховным
он себя чувствует.  Чем более греховным он себя чувствует, тем больше славит
бога и тем менее способен к восстановлению самости.
  Анализ религии не должен ограничиваться теми психологическими  процессами,
на  которых  основан  религиозный  опыт;  следует  также найти условия,  при
которых развиваются авторитарные и  гуманистические  структуры,  порождающие
соответствующие виды религиозного опыта. Впрочем, такой социопсихологический
анализ вышел бы далеко  за  пределы  наших  задач.  Можно,  конечно,  кратко
сказать  о  главном  - думы и чувства человека коренятся в его характере,  а
характер   сформирован   всем   способом   жизненной    практики,    точнее,
социоэкономической и политической структурой общества.  В обществах, которые
управляются  могущественным  меньшинством,  держащим  массы  в   подчинении,
индивид  настолько  охвачен  страхом,  настолько  неспособен  к сильному или
независимому чувству,  что его религиозный опыт  с  необходимостью  окажется
авторитарным.  Неважно,  кому он поклоняется - наказующему, внушающему страх
богу или похожему  на  него  вождю.  С  другой  стороны,  там,  где  индивид
чувствует себя свободным и ответственным за свою судьбу,  или же там, где он
входит в меньшинства,  борющиеся за  свободу  и  независимость,  развивается
гуманистический  религиозный  опыт.  История  религии полностью подтверждает
существование  этой  корреляции  между  социальной   структурой   и   видами
религиозного  опыта.  Раннее христианство было религией бедных и угнетенных;
история религиозных сект,  борющихся с авторитарным политическим  давлением,
вновь  и вновь показывает этот принцип в действии.  В иудаизме,  где сильная
антиавторитарная тенденция  могла  вырасти,  поскольку  светской  власти  не
удалось  вволю  погосподствовать  и  распространить  легенду  о  собственной
мудрости,  в высшей степени развился гуманистический аспект религии. Там же,
где религия вступила в союз со светской властью, она с необходимостью должна
была стать авторитарной. Действительное падение человека - в самоотчуждении,
в  подчинении власти,  в том,  что он обращается против себя,  даже если это
маскируется как поклонение богу.
  В пользу  теистической  религии постоянно выдвигаются два аргумента.  Один
состоит в следующем: можно ли критиковать зависимость от силы, превосходящей
человека;  разве  человек  не  зависит  от внешних сил,  которые он не может
понять, а тем более - управлять ими?
  Конечно, человек   зависим;   он   смертей,  подвержен  влиянию  возраста,
болезней, и, даже если бы он мог управлять природой и полностью поставить ее
себе  на  службу,  он  сам  и  его земля все равно лишь ничтожные пылинки во
Вселенной.  Но одно дело признавать зависимость и  ограниченность  и  совсем
другое  -  довольствоваться  этой  зависимостью,  поклоняться тем силам,  от
которых мы зависим.  Понять реалистически и  трезво,  насколько  ограниченна
наша  власть,  - значит проявить мудрость и зрелость;  преклониться - значит
впасть  в  мазохизм  и  саморазрушение.  Первое  есть  смирение,  второе   -
самоуничижение.
  Различие между реалистическим признанием границ и потворством  повиновению
и бессилию хорошо видно на материалах клинического исследования мазохистских
черт характера. Некоторые люди склонны навлекать на себя болезни, несчастные
случаи,  унизительные  ситуации,  намеренно принижать и ослаблять себя.  Эти
люди думают,  что оказываются в таких ситуациях против своей воли и желания,
но  изучение  их бессознательных мотивов показывает,  что в действительности
они движимы одним из самых иррациональных побуждений в  человеке,  а  именно
бессознательным   желанием   быть   слабыми  и  безвольными;  они  стремятся
переместить центр своей жизни в силы,  над которыми не властны,  и  избежать
тем  самым  свободы  и  личной  ответственности.  Эта мазохистская тенденция
обычно  сопровождается  своей  противоположностью,  стремлением  править   и
господствовать над другими;  мазохистская тенденция и тенденция к господству
образуют  две  стороны  авторитарного  характера  (*).  Такие   мазохистские
тенденции   не  всегда  бессознательны,  мы  находим  их  на  поверхности  в
сексуальном мазохистском извращении, когда оскорбление или унижение являются
условием  сексуального  возбуждения и удовлетворения.  Мы находим их также в
отношении к вождю и государству  во  всех  авторитарных  светских  религиях.
Здесь  явной  целью  является  отказ  от  собственной  воли и весьма охотное
повиновение лидеру или государству.

  (* См.: Escape from Freedom, p. 141 ff. *)

  Второй ошибочный аргумент тесно связан с "зависимостью": сила или существо
вне человека должны существовать,  потому что человек обладает неискоренимым
стремлением связать себя с чем-то выходящим за его пределы.  Конечно,  любое
здоровое человеческое существо нуждается в связи с другими;  тот, кто теряет
такую способность,  становится безумным. Неудивительно, что человек сотворил
изображения,  с которыми связан, которые любит и лелеет, - они не подвержены
колебаниям  и  противоречиям,  присущим  самому  человеку.  Довольно  просто
понять, что бог - это символ человеческой потребности в любви. Но следует ли
из существования и силы этой человеческой потребности, что где-то во внешнем
мире  есть соответствующее ей существо?  Очевидно,  что не следует,  подобно
тому как наша самая сильная потребность любить  не  доказывает,  что  где-то
существует человек,  которого мы любим. Все, что у нас есть, это потребность
и, возможно, способность любить.
  В этой  главе  я пытался с точки зрения психоанализа рассмотреть различные
аспекты религии.  Я мог бы  начать  с  обсуждения  более  общей  проблемы  -
психоаналитического подхода к системам мы