ицами. Я не смог убедиться в правильности положения, что спор – отец всех 
вещей. Я думаю, он происходит из греческой софистики и страдает, как и она, 
переоценкой диалектики. Мне же, напротив, казалось, что так называемая научная 
полемика в общем довольно бесплодна, не говоря уже о том, что она почти всегда 
ведется крайне лично. Несколько лет назад и я мог похвалиться, что когда-то 
вступил в настоящий научный спор с одним-единственным исследователем 
(Левенфельдом из Мюнхена). Дело кончилось тем, что мы стали друзьями и остаемся 
ими до сегодняшнего дня. Однако я давно не повторял этот опыт, так как не был 
уверен в подобном исходе(1).


–
(1) Отношение Фрейда к научной полемике как средству развития знаний, отрицание 
ее позитивной роли в этом развитии отражают бесчисленные конфликты внутри 
психоаналитического движения, критику его сторонниками друг друга, приведшую к 
распаду этого движения на множество школ и направлений.

Наиболее резкими оказались разногласия Фрейда с его ближайшими приверженцами: 
австрийским психологом Альфредом Адлером (1870-1937), развившим свою концепцию 
индивидуальной психологии, главным объяснительным понятием которой являлось 
понятие о комплексе неполноценности как причине неврозов, и швейцарским 
психологом Карлом Юнгом (1875-1961), основавшим так называемую аналитическую 
психологию.


[9]
Вы, пожалуй, подумаете, что такой отказ от литературной дискуссии 
свидетельствует об особенно большой нетерпимости к возражениям, о самомнении 
или, как любезно выражаются в науке, о «помешательстве». На это я хотел бы вам 
ответить, что если вы когда-нибудь приобретете какое-то убеждение благодаря 
такому тяжелому труду, у вас тоже будет известное право придерживаться этого 
убеждения с некоторым упорством. Далее я могу привести в качестве довода и то, 
что во время своей работы я модифицировал свои взгляды по некоторым важным 
вопросам, менял их, заменял новыми, о чем, разумеется, каждый раз делал 
публичные сообщения. А каков результат этой откровенности? Одни вообще не 
узнали о внесенных мною самим поправках и еще сегодня критикуют меня за 
положения, которые давно не имеют для меня прежнего значения. Другие упрекают 
меня именно в этих переменах и считают поэтому ненадежным. Не правда ли, кто 
несколько раз поменял свои взгляды, тот вообще не заслуживает доверия, потому 
что легко допустить, что и в своих последних утверждениях он мог ошибиться? Но 
того, кто неуклонно придерживается однажды высказанного, считают упрямым и 
называют помешанным. Что же делать перед лицом этих противоречивых заключений 
критики, как не оставаться самим собой и вести себя так, как подсказывает 
собственное мнение? На это я и решился и не дам удержать себя от внесения 
изменений и поправок во все мои теории, которых требует мой растущий опыт. В 
основополагающих взглядах я до сих пор не нашел ничего, что было бы необходимо 
изменить, и надеюсь, что так будет и дальше.

Итак, я намерен изложить вам психоаналитическое понимание невротических явлений.
 При этом естественно соотнести их с уже изученными феноменами как вследствие 
их аналогии, так и контраста. Нач– 
[10]
ну с симптоматического действия, которое я наблюдаю у многих лиц во время 
приема. С теми, кто приходит к нам в приемные часы, чтобы за четверть часа 
рассказать о невзгодах своей долгой жизни, аналитик сделает не многое. Его 
более глубокое знание не позволяет ему высказать заключение, как это сделал бы 
другой врач: «Вы здоровы» – и дать совет: проделайте небольшой курс водолечения.
 Один наш коллега на вопрос, что он делает со своими пациентами во время приема,
 ответил, пожимая плечами: он налагает на них штраф в столько-то крон за их 
шалости. Так что вы не удивляйтесь, услышав, что даже у самых занятых 
психоаналитиков во время приема бывает не очень-то оживленно. Я устроил между 
приемной и своим кабинетом двойную