тот факт, что здесь вы скорее согласитесь на привлечение сведений из области 
гипноза. Состояние, в котором совершаются ошибочные действия, должно быть, 
кажется вам нормальным, оно не похоже на гипнотическое. Напротив, между 
гипнотическим состоянием и сном, при котором возникают сновидения, имеется 
значительное сходство. Ведь гипнозом называется искусственный сон; мы говорим 
лицу, которое гипнотизируем: спите, и внушения, которые мы ему делаем, можно 
сравнить со сновидениями во время естественного сна. Психические ситуации в 
обоих случаях действительно аналогичны. При естественном сне мы гасим интерес к 
внешнему миру, при гипнотическом – опять-таки ко всему миру, за исключением 
лица, которое нас гипнотизирует, с которым мы остаемся в связи. Впрочем, так 
называемый сон кормилицы, при котором она имеет связь с ребенком и только им 
может быть разбужена, является нормальной аналогией гипнотического сна. 
Перенесение особенностей гипноза на естественный сон не кажется поэтому таким 
уж смелым. Предположение, что видевший сон также знает о своем сновидении, 
которое ему только недоступно, так что он и сам этому не верит, не совсем 
беспочвенно. Кстати, заметим себе, что здесь перед нами открывается третий путь 
к изучению сновидений: от нарушающих сон раздражений, от [115] снов наяву, а 
теперь еще от сновидении, внушенных в гипнотическом состоянии.

А теперь, когда наша уверенность в себе возросла, вернемся к нашей проблеме. 
Итак, очень вероятно, что видевший сон знает о своем сновидении, и задача 
состоит в том, чтобы дать ему возможность обнаружить это знание и сообщить его 
нам. Мы не требуем, чтобы он сразу сказал о смысле своего сновидения, но он 
может открыть происхождение сновидения, круг мыслей и интересов, которые его 
определили. Вспомните случай ошибочного действия, когда у кого-то спросили, 
откуда произошла оговорка «Vorschwein», и первое, что пришло ему в голову, дало 
нам разъяснение. Наша техника исследования сновидений очень проста, весьма 
похожа на только что упомянутый прием. Мы вновь спросим видевшего сон, откуда у 
него это сновидение, и первое его высказывание будем считать объяснением. Мы не 
будем обращать внимание на то, думает ли он, что что-то знает, или не думает, и 
в обоих случаях поступим одинаково.

Эта техника, конечно, очень проста, но, боюсь, она вызовет у вас самый резкий 
отпор. Вы скажете: новое предположение, третье! И самое невероятное из всех! 
Если я спрошу у видевшего сон, что ему приходит в голову по поводу сновидения, 
то первое же, что ему придет в голову, и должно дать желаемое объяснение? Но 
ему вообще может ничего не прийти или придет бог знает что. Мы не понимаем, на 
что тут можно рассчитывать. Вот уж, действительно, что значит проявить слишком 
много доверия там, где уместнее было бы побольше критики. К тому же сновидение 
состоит ведь не из одного неправильного слова, а из многих элементов. Какой же 
мысли, случайно пришедшей в голову, нужно 
придерживаться?
Вы правы во всем, что касается второстепенного. Сновидение отличается от 
оговорки также и большим 
[116]
количеством элементов. С этим условием технике необходимо считаться. Но я 
предлагаю вам разбить сновидение на элементы и исследовать каждый элемент в 
отдельности, и тогда вновь возникнет аналогия с оговоркой. Вы правы и в том, 
что по отношению к отдельным элементам спрашиваемый может ответить, что ему 
ничего не приходит в голову. Есть случаи, в которых мы удовлетворимся этим 
ответом, и позднее вы узнаете, каковы они. Примечательно, что это такие случаи, 
о которых мы сами можем составить определенное суждение. Но в общем, если 
видевший сон будет утверждать, что ему ничего не приходит в голову, мы возразим 
ему, будем настаивать на своем, уверять его, что хоть что-то должно ему прийти 
в голову, и окажемся правы. Какая-нибудь мысль придет ему в голову, нам 
безразлично какая. Особенно легко ему будет дать сведения, которые можно 
назвать историческими. Он скажет: вот это случилось вчера (как в обоих 
известных нам «трезвых» сновидениях), или: это напоминает что-то недавно 
случившееся; таким образом, мы замечаем, что связи сновидений с впечатлениями 
последних дней встречаются намного чаще, чем мы сначала предполагали. Исходя из 
сновидения, видевший сон припомнит наконец более отдаленные, возможно, даже 
совсем далекие события.

Но в главном вы не правы. Если вы считаете слишком произвольным предположение о 
том, что первая же мысль видевшего сон как раз и даст искомое или должна 
привести к нему, если вы думаете, что эта первая пришедшая в голову мысль может 
быть, скорее всего, совершенно случайной и не связанной с искомым, что я просто 
лишь верю в то, что можно ожидать от нее другого, то вы глубоко заблуждаетесь. 
Я уже позволил себе однажды предупредить вас, что в вас коренится вера в 
психическую свободу и произвольность, но она совершенно ненаучна и должна 
уступить 
[117]
требованию необходимого детерминизма и в душевной жизни. Я прошу вас считаться 
с фактом, что спрошенному придет в голову именно это и ничто другое. Но я не 
хочу противопоставлять одну веру другой. Можно доказать, что пришедшая в голову 
спрошенному мысль не произвольна, а вполне определенна и связана с искомым нами.
1 Да, я недавно узнал, не придавая, впрочем, этому большого значения, что и 
экспериментальная психология располагает такими доказательствами.

В связи с важностью обсуждаемого предмета прошу вашего особого внимания. Если я 
прошу кого-то сказать, что ему пришло в голову по поводу определенного элемента 
сновидения, то я требую от него, чтобы он отдался свободной ассоциации, 
придерживаясь исходного представления. Это требует особой установки внимания, 
которая совершенно иная, чем установка