двух 
предположений, чтобы вообще утратить всякий интерес к вытекающим из них выводам.

Но, уважаемые дамы и господа, я пригласил вас сюда не для того, чтобы 
подурачить или что-то скрывать. Я, правда, заявил об «элементарном курсе лекций 
по введению в психоанализ», но я не намерен был излагать вам материал in usum 
delphini,* изображая все сглаженным, тщательно скрывая от вас все трудности, 
заполняя все пробелы, затушевывая сомнения, чтобы вы с легким сердцем могли 
подумать, что научились чему-то новому. Нет, именно потому, что вы начинающие, 
я хотел показать вам нашу науку как она есть, с ее шероховатостями и 
трудностями, претензиями и сомнениями. Я знаю, что ни в одной науке не может 
быть иначе, особенно вначале. Я знаю также, что при преподавании сначала 
стараются скрыть от учащихся эти трудности и несовершенства.


–
* In usum delphini – «для дофина» (надпись, сделанная на издании классиков, 
которое по приказу Людовика XIV было составлено для его сына). – Прим. нем. изд.
 
[112]
Но к психоанализу это не подходит. Я действительно сделал два предположения, 
одно в пределах другого, и кому все это кажется слишком трудным и 
неопределенным, кто привык к большей достоверности и изяществу выводов, тому не 
следует идти с нами дальше. Я только думаю, что ему вообще следовало бы 
оставить психологические проблемы, потому что, боюсь, точных и достоверных 
путей, которыми он готов идти, здесь он, скорее всего, не найдет. Да и 
совершенно излишне, чтобы наука, которая может что-то предложить, беспокоилась 
о том, чтобы ее услышали, и вербовала бы себе сторонников. Ее результаты должны 
говорить за нее сами, а сама она может подождать, пока они привлекут внимание.

Но тех из вас, кто хочет продолжать занятия, я должен предупредить, что оба мои 
предположения не равноценны. Первое предположение, что сновидение является 
психическим феноменом, мы хотим доказать результатами нашей работы; второе уже 
доказано в другой области науки, и я только беру на себя смелость приложить его 
к решению наших проблем.

Так где же, в какой области науки было доказано, что есть такое знание, о 
котором человеку ничего не известно (как это имеет место, по нашему 
предположению, у видевшего сон)? Это был бы замечательный, поразительный факт, 
меняющий наше представление о душевной жизни, который нет надобности скрывать. 
Между прочим, это факт, который сам отрицает то, что утверждает, и все-таки 
является чем-то действительным, contradictio in adjecto.* Так он и не 
скрывается. И не его вина, если о нем ничего не знают или недостаточно в него 
вдумываются. Точно так же не наша вина, что обо всех этих психологических 
проблемах судят люди, которые далеки от всех 
наблюде-
– * Противоречие в определении (лат.). – Прим. пер. [113] ний и опытов, имеющих 
в данном вопросе решающее значение.

Доказательство было дано в области гипнотических явлений. Когда я в 1889 г. 
наблюдал чрезвычайно убедительные демонстрации Льебо и Бернгейма в Нанси, я был 
свидетелем и следующего эксперимента. Когда человека привели в сомнамбулическое 
состояние, заставили в этом состоянии галлюцинаторно пережить всевозможные 
ситуации, а затем разбудили, то сначала ему казалось, что он ничего не знает о 
происходившем во время гипнотического сна. Бернгейм потребовал рассказать, что 
с ним происходило во время гипноза. Человек утверждал, что ничего не может 
вспомнить. Но Бергейм настаивал, требовал, уверял его, что он знает, должен 
вспомнить, и вот человек заколебался, начал собираться с мыслями, вспомнил 
сначала смутно одно из внушенных ему переживаний, затем другое, воспоминание 
становилось все отчетливей, все полнее и наконец было восстановлено без 
пробелов. Но так как он все это знал, как затем и оказалось, хотя никто 
посторонний не мог ему ничего сообщить, то напрашивается вывод, что он знал об 
этих переживаниях ранее. Только они были ему недоступны, он не знал, что они у 
него есть, он полагал, что ничего о них не знает. Итак, это совершенно та же 
самая ситуация, в которой, как мы предполагаем, находится видевший сон.

Надеюсь, вас поразит этот факт и вы спросите меня: почему же вы не сослались на 
это доказательство уже раньше, рассматривая ошибочные действия, когда мы пришли 
к заключению, что приписывали оговорившемуся человеку намерения, о которых он 
не знал и которые отрицал? Если кто-нибудь думает, что ничего не знает о 
переживаниях, воспоминания о которых у него все-таки есть, то тем более 
вероятно, что он ничего не знает и о других внутренних душевных про– 
[114]
цессах. Этот довод, конечно, произвел бы впечатление и помог бы нам понять 
ошибочные действия. Разумеется, я мог бы сослаться на него и тогда, но я 
приберег его для другого случая, где он был более необходим. Ошибочные действия 
частично разъяснились сами собой; с другой стороны, они напомнили нам, что 
вследствие общей связи явлений все-таки следует предположить существование 
таких душевных процессов, о которых ничего не известно. Изучая сновидения, мы 
вынуждены пользоваться сведениями из других областей, и, кроме того, я учитываю