подтвердить этот результат 
на основании личного наблюдения. Для сообщения я выберу некоторые более старые 
эксперименты. Мори (1878) производил такие опыты над самим собой. Ему давали 
понюхать во сне одеколон. Он видел во сне, что он в Каире в лавке Иоганна Мария 
Фарина, и далее следовали невероятные приключения. Или его ущипнули слегка за 
затылок: ему снится наложенный нарывной пластырь и врач, лечивший его в детстве.
 Или ему налили на лоб каплю воды. Тогда он оказался в Италии, сильно потел и 
пил белое вино Орвието.

То, что нам бросается в глаза в этих экспериментально вызванных сновидениях, 
будет, может быть, яснее из других примеров сновидений, вызванных внешним 
раздражителем. Это три сновидения, о которых сообщил остроумный наблюдатель 
Гильдебрандт (1875); все они являются реакциями на звон будильника.

"Итак, весенним утром я иду гулять и бреду зеленеющими полями в соседнюю 
деревню, там я вижу жителей деревни в праздничных платьях с молитвенниками в 
руках, большой толпой направляющихся в церковь. Ну да, ведь сегодня воскресенье,
 и скоро начнется ранняя обедня. Я решаю принять в ней участие, но сначала 
отдохнуть на окружающем церковь кладбище, так как я немного разгорячен. Читая 
здесь различные надгробные надписи, я слышу, как звонарь 
[100]
поднимается на колокольню и вижу наверху маленький деревенский колокол, который 
должен возвестить начало богослужения. Некоторое время он висит неподвижно, 
затем начинает колебаться – и вдруг раздаются его громкие пронзительные звуки, 
такие громкие и пронзительные, что я просыпаюсь. Звуки, однако, исходят от 
будильника".

«Вторая комбинация. Ясный зимний день; на улицах сугробы. Я согласился принять 
участие в прогулке на санях, но вынужден долго ждать, пока мне сообщат, что 
сани у ворот. Затем следуют приготовления к тому, чтобы усесться, – надевается 
шуба, достается ножной мешок; наконец я сижу на своем месте. Но отъезд еще 
задерживается, пока вожжами не дается знак нетерпеливым лошадям. Вот они 
трогаются с места; сильно трясущиеся колокольчики начинают свою знаменитую 
янычарскую музыку с такой силой, что паутина сна моментально рвется. Опять это 
не что иное, как резкий звон будильника».

«И третий пример! Я вижу судомойку, проходящую по коридору в столовую с 
несколькими дюжинами тарелок, поставленных одна на другую. Мне кажется, что 
колонна фарфора в ее руках вот-вот потеряет равновесие. Смотри, говорю я, весь 
груз полетит на землю. Разумеется, следует неизбежное возражение: я уже 
привыкла к подобному и т. д., между тем я все еще не спускаю беспокойного 
взгляда с идущей. И в самом деле, на пороге она спотыкается, и хрупкая посуда с 
треском и звоном разлетается по полу. Но это бесконечно продолжающийся звон, 
как я скоро замечаю, не треск, а настоящий звон, и виновником его, как уже 
понимает просыпающийся, является будильник».

Эти сновидения довольно выразительны, совершенно осмысленны, вовсе не так 
бессвязны, как это обычно свойственно сновидениям. Мы не будем поэтому что-либо 
возражать по их поводу. Общее в них то, что 
[101]
все они кончаются шумом, который при пробуждении оказывается звоном будильника. 
Мы видим здесь, как производится сновидение, но узнаем также кое-что другое. 
Сновидение не узнает будильника – он и не появляется в сновидении, – но оно 
заменяет звон будильника другим, оно толкует раздражение, которое нарушает сон, 
но толкует его каждый раз по-разному. Почему так? На этот вопрос нет ответа, 
это кажется произвольным. Но понять сновидение означало бы указать, почему 
именно этот шум, а не никакой другой выбирается для обозначения раздражения от 
будильника. Совершенно аналогичным образом можно возразить против экспериментов 
Мори: произведенное раздражение появляется во сне, но почему именно в этой 
форме, этого нельзя узнать и это, по-видимому, совсем не вытекает из природы 
нарушающего сон раздражения. К тому же в опытах Мори к непосредственному 
действию раздражения присоединяется огромное количество другого материала 
сновидения, например безумные приключения в сновидении с одеколоном, для 
которых нет объяснения.

Но примите во внимание, что изучение сновидения с пробуждением даст наилучшие 
шансы для установления влияния внешних раздражений, нарушающих сон. В 
большинстве других случаев это труднее. Просыпаются не от всех сновидений, и 
если утром вспомнить ночное сновидение, то как можно найти то нарушающее 
раздражение, которое действовало ночью? Однажды мне удалось позже установить 
такой раздражающий шум, но, конечно, только благодаря особым обстоятельствам. 
Как-то утром я проснулся в горном тирольском местечке с уверенностью, что я 
видел во сне, будто умер римский папа. Я не мог объяснить себе сновидения, но 
затем моя жена спросила меня: "Ты слышал сегодня ближе к утру ужасный 
колокольный звон, раздававшийся во всех церквах и капел– 
[102]
лах?" Нет, я ничего не слышал, мой сон был более крепким, но я понял благодаря 
этому сообщению свое сновидение. Как часто такие раздражения могут вызывать у 
спящего сновидения, в то время как он о них ничего не знает? Может быть, очень 
часто, может быть, и нет. Если нет возможности доказать наличие раздражения, то 
нельзя и убедиться в нем. Но ведь мы и без этого отказались от оценки 
нарушающих сон внешних раздражений с тех пор, как мы уз