непредвиденное значение.

При очитке мы имеем дело с психической ситуацией, явно отличной от ситуации, в 
которой происходят оговорки и описки. Одна из двух конкурирующих тенденций 
заменяется здесь сенсорным возбуждением и, возможно, поэтому менее устойчива. 
То, что следует прочитать, в отличие от того, что намереваешься написать, не 
является ведь собственным продуктом психической жизни читающего. В большинстве 
случаев очитка заключается в полной замене одного слова другим. Слово, которое 
нужно прочесть, заменяется другим, причем не требуется, чтобы текст был связан 
с результатом очитки по содержанию, как правило, замена происходит на основе 
словесной аналогии. Пример Лихтенберга – Агамемнон вместо angenommen – самый 
лучший из этой группы. Если мы хотим узнать нарушающую тенденцию, вызывающую 
очитку, следует оставить в стороне неправильно прочитанный текст, а подвергнуть 
аналитическому исследованию два момента: какая мысль пришла в голову читавшему 
непосредственно перед очиткой и в какой ситуации она происходит. Иногда знания 
этой ситуации достаточно для объяснения очитки. Например, некто бродит по 
незнакомому городу, испытывая естественную нужду, и на большой вывеске первого 
этажа читает клозет (Klosetthaus). Не успев удивиться тому, что вывеска висит 
слишком высоко, он убеждается, что следует читать корсеты (Korsetthaus). В 
других случаях очиток, независимых от содержания текста, наоборот, необходим 
тщательный анализ, который нельзя провести, не зная технических приемов 
психоанализа 
[76]
и не доверяя им. Но в большинстве случаев объяснить очитку нетрудно. По 
замененному слову в примере с Агамемноном ясен круг мыслей, из-за которых 
возникло нарушение. Во время этой войны, например, названия городов, имена 
полководцев и военные выражения весьма часто вычитывают везде, где только 
встречается хоть какое-нибудь похожее слово. То, что занимательно и интересно, 
заменяет чуждое и неинтересное. Остатки [предшествующих] мыслей затрудняют 
новое восприятие.

При очитке достаточно часто встречаются случаи другого рода, в которых сам 
текст вызывает нарушающую тенденцию, из-за которой он затем и превращается в 
свою противоположность. Человек вынужден читать что-то для него нежелательное, 
и анализ убеждает нас, что интенсивное желание отвергнуть читаемое вызывает его 
изменение.

В ранее упомянутых более частых случаях очиток отсутствуют два фактора, которые,
 по нашему мнению, играют важную роль в механизме ошибочных действий: нет 
конфликта двух тенденций и оттеснения одной из них, которая возмещает себя в 
ошибочном действии. Не то чтобы при очитке обнаруживалось бы что-то совершенно 
противоположное, но важность содержания мысли, приводящего к очитке, намного 
очевиднее, чем оттеснение, которому оно до того подверглось. Именно оба этих 
фактора нагляднее всего выступают в различных случаях ошибочных действий, 
выражающихся в забывании.

Забывание намерений как раз однозначно, его толкование, как мы уже знаем, не 
оспаривается даже неспециалистами. Нарушающая намерение тенденция всякий раз 
является противоположным намерением, нежеланием выполнить первое, и нам 
остается только узнать, почему оно не выражается по-другому и менее 
[77]
замаскированно. Но наличие этой противоположной воли несомненно. Иногда даже 
удается узнать кое-что о мотивах, вынуждающих скрываться эту противоположную 
волю, и всякий раз она достигает своей цели в ошибочном действии, оставаясь 
скрытой, потому что была бы наверняка отклонена, если бы выступила в виде 
открытого возражения. Если между намерением и его выполнением происходит 
существенное изменение психической ситуации, вследствие которого о выполнении 
намерения не может быть и речи, тогда забывание намерения выходит за рамки 
ошибочного действия. Такое забывание не удивляет; понятно, что было бы излишне 
вспоминать о намерении, оно выпало из памяти на более или менее длительное 
время. Забывание намерения только тогда можно считать ошибочным действием, если 
такое нарушение исключено.

Случаи забывания намерений в общем настолько однообразны и прозрачны, что 
именно поэтому они не представляют никакого интереса для нашего исследования. 
Однако кое-что новое в двух отношениях мы можем узнать, изучая и это ошибочное 
действие. Мы отметили, что забывание, т. е. невыполнение намерения, указывает 
на противоположную волю, враждебную этому намерению. Это положение остается в 
силе, но противоположная воля, как показывают наши исследования, может быть 
двух видов – прямая и опосредованная. Что мы понимаем под последней, лучше 
всего показать на некоторых примерах. Когда покровитель забывает замолвить 
словечко за своего протеже, то это может произойти потому, что он не очень 
интересуется своим протеже и у него нет большой охоты просить за него. Именно в 
этом смысле протеже и понимает забывчивость покровителя. Но ситуация может быть 
и сложнее. Противоположная выполнению намерения воля может появиться у 
покровителя по 
[78]
другой причине и проявить свое действие совсем в другом месте. Она может не 
иметь к протеже никакого отношения, а быть направлена против третьего лица, 
которое нужно просить. Вы видите теперь, какие сомнения возникают и здесь в 
связи с практическим использованием нашего толкования. Несмотря на правильное 
толкование забывания, протеже может проявить излишнюю недоверчивость и 
несправедливость по отношению к своему покровителю. Или если кто-нибудь 
забывает про свида