нялся жизнью этого 
упомянутого мной человека. Но ведь трудно подавить в себе потребность 
углубления в психологию, когда пишешь биографию. Поэтому наш автор отважился на 
попытку построить все развитие характера своего героя на чувстве 
неполноценности, вызванном этим физическим дефектом. Но при этом он упустил 
один маленький, но немаловажный факт. Обычно матери, которым судьба дала 
больного или неполноценного ребенка, пытаются восполнить эту несправедливость 
чрезмерной любовью. В нашем случае гордая мать повела себя по-другому, она 
отказала ребенку в любви из-за его недостатка. Когда он стал могущественным 
человеком, то всеми своими действиями доказал, что так никогда и не простил 
свою мать. Если вы представите себе значение материнской любви для детской 
душевной жизни, вы, видимо, мысленно внесете поправки в теорию неполноценности 
биографа.

Но вернемся к Сверх-Я. Мы наделили его самонаблюдением, совестью и функцией 
идеала. Из наших рассуждений о его возникновении получается, что оно 
обусловлено чрезвычайно важным биологическим, а также определяющим судьбу 
психологическим фактом, а именно длительной зависимостью ребенка от своих 
родителей и Эдиповым комплексом, которые опять-таки внутренне связаны между 
собой. Сверх-Я является для нас представителем всех моральных ограничений, 
поборником стремления к совершенствованию, короче, тем, что нам стало 
психологически доступно из так называемого более возвышенного в человеческой 
жизни. Поскольку оно само восходит к влиянию родителей, воспитателей и им 
подобных, мы узнаем еще больше о его значении, если обратимся к 
[345]
этим его источникам. Как правило, родители и аналогичные им авторитеты в 
воспитании ребенка следуют предписаниям собственного Сверх-Я. Как бы ни 
расходилось их Я со Сверх-Я, в воспитании ребенка они строги и взыскательны. 
Они забыли трудности своего собственного детства, довольны, что могут наконец 
полностью идентифицировать себя со своими родителями, которые в свое время 
налагали на них тяжелые ограничения. Таким образом, Сверх-Я ребенка строится 
собственно не по примеру родителей, а по родительскому Сверх-Я; оно наполняется 
тем же содержанием, становится носителем традиции, всех тех сохранившихся во 
времени ценностей, которые продолжают существовать на этом пути через поколения.
 Вы легко угадаете, какую важную помощь для понимания социального поведения 
человека, например, для понимания беспризорности, или даже практические советы 
по воспитанию можно извлечь из представления о Сверх-Я. Видимо, так называемые 
материалистические воззрения на историю грешат недооценкой этого фактора. Они 
отделываются от него замечанием, что «идеологии» людей суть не что иное, как 
результат и надстройка действующих экономических отношений. Это правда, но 
очень вероятно – не вся правда. Человечество никогда не живет полностью в 
настоящем, в идеологиях Сверх-Я продолжает жить прошлое, традиция расы и народа,
 которые лишь медленно поддаются влияниям современности, новым изменениям, и, 
пока оно действует через Сверх-Я, оно играет значительную, независимую от 
экономических отношений роль в человеческой жизни.

В 1921 г. при изучении психологии масс я попытался использовать дифференциацию 
Я и Сверх-Я. Я пришел к формуле: "Психологическая масса является объединением 
отдельных личностей, которые ввели в свое Сверх-Я одно и то же лицо и на основе 
этой общ– 
[346]
ности идентифицировались друг с другом в своем Я". Она относится, конечно, 
только к тем массам, которые имеют одного вождя(1). Если бы у нас было больше 
примеров такого рода, то предположение Сверх-Я перестало бы быть совершенно 
чуждым для нас и мы совсем освободились бы от той робости, которая все еще 
охватывает нас, привыкших к атмосфере преисподней, при продвижении на более 
поверхностные, более высокие слои психического аппарата. Разумеется, мы не 
думаем, что, выделяя Сверх-Я, мы говорим последнее слово в психологии Я. Это 
скорее начало, с той лишь разницей, что тут не только начало трудно.

Ну а теперь нас ждет другая задача, так сказать, с другой стороны Я. Она 
возникла благодаря наблюдению во время аналитической работы, наблюдению, 
собственно говоря, очень старому. Как уже не раз бывало, им давно пользовались, 
прежде чем решились признать. Как вы знаете, вся психоаналитическая теория, 
собственно, построена на признании сопротивления, которое оказывает нам пациент 
при попытке сделать сознательным его бессознательное. Объективным признаком 
сопротивления является то, что его ассоциативные мысли остаются необъяснимыми 
или далеко уклоняются от обсуждаемой темы. Субъективно он может и признавать 
сопротивление, потому что испытывает ощущение стыда, приближаясь к теме. Но 
этот последний признак может и отсутствовать. Тогда мы говорим пациенту, что из 
его отношения мы заключаем, что он находится сейчас в состоянии 
со-

–
(1) Попытка Фрейда распространить его представления о структуре личности на 
психологию масс привела его к ложной интерпретации общественных явлений, 
обусловленность которых классово-историческими условиями как первичными по 
отношению к проявлениям общественной психологии им отрицалась.


[347]
противления, а он отвечает, что ничего об этом не знает и замечает только 
затруднения [в появлении] ассоциативных мыслей. Обнаруживается, что мы были 
правы, но тогда его сопротивление было тоже бессозн