4]
этому правильно говорилось, что психоаналитическое лечение является чем-то 
вроде довоспитания.

Надеюсь, что теперь я разъяснил вам, чем отличается наш способ терапевтического 
применения внушения от единственно возможного способа при гипнотической терапии.
 А сведя внушение к перенесению, вы поймете всю капризность гипнотической 
терапии, бросившуюся нам в глаза при ее использовании, между тем как 
аналитическая до крайних своих пределов поддается расчету. Используя гипноз, мы 
зависим от способности больного к перенесению, не имея возможности самим влиять 
на нее. Перенесение гипнотизируемого может быть негативным или, как это чаще 
всего бывает, амбивалентным, он может защищаться от своего перенесения особыми 
установками; об этом мы ничего не знаем. В психоанализе мы работаем над самим 
перенесением, устраняя то, что ему противодействует, готовим себе инструмент, с 
помощью которого хотим оказывать влияние. Так перед нами открывается 
возможность совсем иначе использовать силу внушения; мы получаем власть над ней,
 не больной внушает себе то, что ему хочется, а мы руководим его внушением, 
насколько он вообще поддается его влиянию.

Теперь вы скажете, что назовем ли мы движущую силу нашего анализа перенесением 
или внушением, есть все-таки опасность, что влияние на пациента ставит под 
сомнение объективную достоверность наших данных. То, что идет на пользу терапии,
 приносит вред исследованию. Именно это возражение чаще всего выдвигалось 
против психоанализа, и нужно сознаться, что если оно и ошибочно, его все же 
нельзя отвергнуть как неразумное. Но если бы оно оказалось справедливым, то 
психоанализ стал бы не чем иным, как особенно хорошо замаскированным, особенно 
действен– 
[255]
ным видом суггестивного лечения, и мы могли бы несерьезно относиться ко всем 
его утверждениям о жизненных условиях, психической динамике, бессознательном. 
Так и полагают наши противники: особенно все то, что касается значимости 
сексуальных переживаний, если и не сами эти переживания, мы, должно быть, 
«внушили» больному, после того как подобные комбинации возникли в нашей 
собственной испорченной фантазии. Эти нападки легче опровергнуть ссылкой на 
опыт, чем с помощью теории. Тот, кто сам проводил психоанализ, мог бесчисленное 
множество раз убедиться в том, что нельзя больному что-либо внушить таким 
образом. Разумеется, его нетрудно сделать сторонником определенной теории и тем 
самым заставить участвовать в возможной ошибке врача. Он ведет себя при этом 
как всякий другой, как ученик, но этим путем можно повлиять только на его 
интеллект, а не на болезнь. Разрешить его конфликты и преодолеть его 
сопротивления удается лишь в том случае, если ему предлагаются такие возможные 
представления, которые в действительности у него имеются. Несоответствующие 
предположения врача отпадают в процессе анализа, от них следует отказаться и 
заменить более правильными. Тщательная техника помогает предупреждать появление 
преждевременных успехов внушения, но нет опасности и в том, если такие успехи 
имеют место, потому что первый успех никого не удовлетворит. Анализ нельзя 
считать законченным, пока не поняты все неясности данного случая, не заполнены 
пробелы в воспоминаниях, не найдены поводы к вытеснениям. В слишком быстрых 
успехах видишь скорее помеху, чем содействие аналитической работе, и поэтому 
ликвидируешь достигнутое, вновь и вновь уничтожая перенесение, которое его 
обусловило. В сущности, этой последней чертой 
[256]
аналитическое лечение отличается от чисто суггестивного, а аналитические 
результаты не заподозришь в том, что они получены при помощи внушения. При 
любом другом суггестивном лечении перенесение тщательно оберегается и не 
затрагивается; при аналитическом же оно само есть объект лечения и разлагается 
на все формы своего проявления. К концу аналитического лечения само перенесение 
должно быть устранено, и если теперь возникает или сохраняется положительный 
результат, то он обусловлен не внушением, а достигнутым с его помощью 
преодолением внутренних сопротивлений на происшедшем в больном внутреннем 
изменении.

Возникновению отдельных внушений противодействует то, что во время лечения мы 
беспрерывно должны бороться с сопротивлениями, которые могут превращаться в 
негативные (враждебные) перенесения. Мы не упустим случая сослаться также на то,
 что большое число частных результатов анализа, которые могли бы быть 
обусловлены внушением, подтверждаются с другой, не вызывающей сомнений, стороны.
 В нашу пользу в данном случае говорит анализ слабоумных и параноиков, у 
которых, конечно, нельзя заподозрить способности подпасть под суггестивное 
влияние. То, что эти больные рассказывают нам о переводах символов и фантазиях, 
проникших в их сознание, точно совпадает с результатами наших исследований 
бессознательного у страдающих неврозами перенесения и подтверждает, таким 
образом, объективную правильность наших толкований, часто подвергающихся 
сомнению. Полагаю, что вы не ошибетесь, поверив в этом пункте анализу.

Теперь мы хотим дополнить наше описание механизма выздоровления, представив его 
в формулах теории либидо. Невротик не способен к наслаждению, 
[257]
потому что его либидо не направлено на объект, и он не работоспособен, потому 
что очень много своей энергии должен тратить на то, чтобы сохранять либидо в 
состоянии вытеснения и защищать себя от его напора. Он стал бы здоровым, если 
бы конфликт между его Я и либидо прекратился и Я опять могло бы распоряжаться 
либидо. Таким образом, задача терапии состоит в том, чтобы освободить