ние в состоянии бодрствования больного, что может 
давать те же результаты, что и внушение при гипнозе.


[251]
Так что же вы хотите услышать сначала в ответ на этот вопрос: то, о чем говорит 
опыт, или теоретические 
соображения?
Начнем с первого. Я был учеником Бернгейма, которого я посетил в 1889 г. в 
Нанси и книгу которого о внушении перевел на немецкий язык (1). В течение 
многих лет я лечил гипнозом, сначала внушением запрета, а позднее сочетая его с 
расспросами пациента по Брейеру. Так что я могу судить об успехах гипнотической 
или суггестивной терапии на основании большого опыта. Если, согласно старинной 
врачебной формуле, идеальная терапия должна быть быстрой, надежной и не 
вызывать неприязни у больного, то метод Бернгейма отвечал, по крайней мере, 
двум из этих требований. Он проводился намного быстрее, даже несравненно 
быстрее, чем аналитический, и не доставлял больному ни хлопот, ни затруднений. 
Со временем для врача это становилось монотонным занятием: каждый раз одинаково,
 при помощи одних и тех же приемов запрещать проявляться самым различным 
симптомам, не имея возможности понять их смысл и значение. Это была не научная 
деятельность, а работа подмастерья, которая напоминала магию, заклинания и 
фокусы; однако это не принималось во внимание в сравнении с интересами больного.
 Но третье требование не соблюдалось: этот метод не был надежным ни в каком 
отношении. К одному больному его можно было применять, к другому – нет; в одном 
случае удавалось достичь многого, в другом – очень малого, неизвестно почему. 
Еще хуже, чем эта капризность метода, было отсутствие длительного успеха. Через 
некоторое время, если вновь приходилось слышать 
о

–
(1) О Бернгейме см. выше. Фрейд перевел две книги Бернгейма: «О внушении и его 
применении в терапии» (1886) и «Гипноз, внушение и психотерапия» (1891).


[252]
больном, оказывалось, что прежний недуг вернулся или заменился новым. Можно 
было снова начинать лечение гипнозом. А кроме того, опытные люди предостерегали 
не лишать больного самостоятельности частым повторением гипноза и не приучать 
его к этой терапии, как к наркотику. Согласен, что иной раз все удавалось как 
нельзя лучше; небольшими усилиями достигался полный и длительный успех. Но 
условия такого благоприятного исхода оставались неизвестными. Однажды у меня 
произошел случай, когда тяжелое состояние, полностью устраненное мной при 
помощи непродолжительного лечения гипнозом, вернулось неизмененным после того, 
как больная рассердилась на меня безо всякой моей вины; после примирения с ней 
я опять и гораздо основательней уничтожил болезненное состояние, и все-таки оно 
опять появилось, когда она во второй раз отдалилась от меня. В другой раз я 
оказался в ситуации, когда больная, которой я неоднократно помогал гипнозом 
избавиться от нервных состояний, неожиданно во время лечения особенно трудного 
случая обвила руками мою шею. Это заставило бы любого, хочет он того или нет, 
заняться вопросом о природе и происхождении своего авторитета при внушении.

Таковы опытные данные. Они показывают, что, отказавшись от прямого внушения, мы 
не потеряли ничего незаменимого. Теперь разрешите нам прибавить к этому еще 
некоторые соображения. Проведение гипнотической терапии требует от пациента и 
от врача лишь очень незначительных усилий. Эта терапия прекрасно согласуется с 
оценкой неврозов, которой еще придерживается большинство врачей. Врач говорит 
страдающему неврозом: да у вас ведь ничего нет, это только нервы, а потому я 
несколькими словами за несколько минут могу освободить вас от недуга.


[253]
Но такая способность передвигать большой груз, прилагая непосредственно 
незначительные усилия, не используя при этом никаких соответствующих 
приспособлений, противоречит нашему энергетическому образу мыслей. Поскольку 
условия сравнимы, опыт показывает, что при неврозах этот фокус не удается. Но я 
знаю, что этот довод не является неопровержимым: бывают и «удачи».

В свете тех знаний, которые мы приобрели благодаря психоанализу, мы можем 
описать различие между гипнотическим и психоаналитическим внушением следующим 
образом: гипнотическая терапия старается что-то закрыть и затушевать в душевной 
жизни, психоаналитическая – что-то раскрыть и устранить. Первая работает как 
косметика, вторая – как хирургия. Первая пользуется внушением, чтобы запрещать 
симптомы, она усиливает вытеснение, оставляя неизмененными все процессы, 
которые привели к образованию симптомов. Аналитическая терапия проникает дальше 
в сущность, в те конфликты, которые привели к образованию симптомов, и 
пользуется внушением, чтобы изменить исход этих конфликтов. Гипнотическая 
терапия оставляет пациента бездеятельным и неизмененным, и потому столь же 
неспособным к сопротивлению при всяком новом поводе к заболеванию. 
Аналитическое лечение требует от врача и от больного тяжелого труда, 
направленного на устранение внутренних сопротивлений. Благодаря преодолению 
этих сопротивлений душевная жизнь больного надолго изменяется, поднимается на 
более высокую ступень развития и остается защищенной от новых поводов для 
заболевания. Эта работа по преодолению является существенной частью 
аналитического лечения, больной должен ее выполнить, а врач помогает ему в этом 
внушением, действующим в воспитательном смысле. По– 
[2