|
ем потерпевший получает
маленькую пенсию по увечью и научается пользоваться своим увечьем как нищий.
Его новое, хотя и ухудшившееся существование основывается теперь как раз на том
же, что лишило его прежних средств существования. Если вы устраните его
уродство, то сначала лишите его средств к существованию; возникнет вопрос,
способен ли он еще вновь взяться за прежнюю работу. То, что при неврозе
соответствует такому вторичному использованию болезни, мы можем прибавить в
качестве вторичной выгоды от болезни к первичной.
Но в общем я хотел бы вам сказать: не оценивайте слишком низко практическое
значение выгоды от болезни и не придавайте ей слишком большого теоретического
значения. Не считая ранее упомянутых исключений, она напоминает примеры «ума
животных», иллюстрированных Оберлендером в Fliegende Blдtter. Араб едет на
верблюде по узкой тропинке, высеченной в отвесном склоне горы. На повороте
дороги он неожиданно встречается со львом, готовым к прыжку. Он не видит
выхода: с одной стороны – отвесная стена, с другой – пропасть, повернуть и
спастись бегством невозможно; он считает себя погибшим. Другое дело животное.
Вместе со всадником оно делает прыжок в пропасть – и лев остается ни с чем. Не
лучший результат для больного дает и помощь, оказываемая неврозом. Возможно,
это происходит потому, что разрешение конфликта посредством образования симпто–
[175]
MOB – все же автоматический процесс, который не может соответствовать
требованиям жизни и при котором человек отказывается от использования своих
лучших и высших сил. Если бы был выбор, следовало бы предпочесть погибнуть в
честной борьбе с судьбой.
Уважаемые господа! Я должен, однако, объяснить вам еще другие мотивы, по
которым при изложении учения о неврозах я не исходил из обычной нервозности.
Может быть, вы думаете, что я сделал это потому, что тогда мне труднее было бы
доказать сексуальную причину неврозов. Но тут вы ошибаетесь. При неврозах
перенесения нужно проделать сначала работу по толкованию симптомов, чтобы
прийти к такому пониманию. При обычных формах так называемых актуальных
неврозов (1) этиологическое значение сексуальной жизни является общим,
доступным наблюдению фактом. Я столкнулся с ним более двадцати лет тому назад,
когда однажды задал себе вопрос, почему при расспросах нервнобольных обычно не
принимаются во внимание их сексуальные проявления. Тогда я принес в жертву этим
исследованиям свою популярность у больных, но уже после непродолжительных
усилий мог высказать положение, что при нормальной vita sexualis* не бывает
невроза – я имею в виду актуального невроза. Конечно, это положение не
учитывает индивидуальных различий между людьми, оно страдает также
неопределенностью, неотделимой от оценки «нормального», но для предварительной
ориентировки оно и до настоящего времени
со-
–
(1) Определение «актуальный» приписывается этой группе неврозов, потому что их
причины кроются в обстоятельствах, непосредственно воздействующих на личность,
а не в прошлых переживаниях пациента, как при психоневрозах.
* Сексуальной жизни (лат.). – Прим. пер.
[176]
хранило свою значимость. Я дошел тогда до того, что установил специфические
отношения между определенными формами нервозности и отдельными вредными
сексуальными проявлениями, и не сомневаюсь в том, что теперь мог бы повторить
эти же наблюдения, если бы располагал таким же контингентом больных. Достаточно
часто я узнавал, что мужчина, довольствовавшийся определенным видом неполного
сексуального удовлетворения, например ручным онанизмом, заболевал определенной
формой актуального невроза и что этот невроз быстро уступал место другому,
когда он переходил к другому, столь же мало безупречному сексуальному режиму. Я
был тогда в состоянии угадать по изменению состояния больного перемену в образе
его сексуальной жизни. Тогда же я научился упорно настаивать на своих
предположениях, пока не преодолевал неискренности пациентов и не вынуждал их
подтверждать мои предположения. Верно и то, что затем они предпочитали
обращаться к другим врачам, которые не осведомлялись с таким усердием об их
сексуальной жизни.
Уже тогда от меня не могло ускользнуть, что поиск причин заболевания не всегда
приводил к сексуальной жизни. Если один и заболевал непосредственно из-за
вредного сексуального проявления, то другой – из-за того, что потерял состояние
или перенес изнуряющую органическую болезнь. Объяснение этого многообразия
пришло позже, когда мы поняли предполагаемые взаимоотношения между Я и либидо,
и оно становилось тем более удовлетворительным, чем глубже было наше понимание.
Какое-то лицо заболевает неврозом только тогда, когда его Я теряет способность
как-то распределить либидо. Чем сильнее Я, тем легче ему разрешить эту задачу;
всякое ослабление Я по какой-либо причине должно производить то же дей–
[177]
ствие, что и слишком большое притязание либидо, т. е. сделать возможным
невротическое заболевание. Есть еще другие, более интимные отношения Я и либидо,
но они еще не вошли в наше поле зрения, и поэтому я не привожу их здесь для
объяснения. Существенным и объясняющим для нас [утверждением] остается то, что
в каждом случае и независимо от пути развития болезни симптомы невроза
обусловливаются либидо и, таким образом, свидетельствуют о его ненормальном
применении.
Теперь, однако, я должен обратить ваше внимание
|
|