да молодой человек хотел begleitdigen даму. Мы 
имели смелость разделить эту словесную конструкцию на begleiten [проводить] и 
beleidigen [оскорбить] и были уверены в таком толковании, не требуя тому 
подтверждения. Из данных примеров вам понятно, что и такие неясные случаи 
оговорок можно объяснить столкновением, интерференцией двух различных 
намерений1. Разница состоит в том, что в первом случае одно намерение полностью 
замещается (субституируется) другим, и тогда возникают оговорки с 
противоположным смыслом, в другом случае намерение только искажается или 
модифицируется, так что образуются комбинации, которые кажутся более или менее 
осмысленными.

Теперь мы, кажется, объяснили значительное число оговорок. Если мы будем твердо 
придерживаться нашего подхода, то сможем понять и другие бывшие до сих пор 
загадочными оговорки. Например, вряд ли можно предположить, что при искажении 
имен всегда имеет место конкуренция между двумя похожими, но разными именами. 
Нетрудно, впрочем, угадать и другую тенденцию. Ведь искажение имени часто 
происходит не только в оговорках; имя пытаются произнести неблагозвучно и 
внести в него что-то унизительное – это является своего рода оскорблением, 
которого культурный человек, хотя и не всегда охотно,


–
1 Эти положения относительно столкновения намерений как различных мотивационных 
векторов поведения ставили важную проблему психологического конфликта, 
получившую в дальнейшем разработку в психологии личности и социальной 
психологии (в том числе с помощью экспериментальных методов, значение которых 
Фрейд отрицал). 
[43]
старается избегать. Он еще часто позволяет это себе в качестве «шутки», правда, 
невысокого свойства. В качестве примера приведу отвратительное искажение имени 
президента Французской республики Пуанкаре, которое в настоящее время 
переделали в «Швайнкаре». Нетрудно предположить, что и при оговорке может 
проявиться намерение оскорбить, как и при искажении имени. Подобные объяснения, 
подтверждающие наши представления, напрашиваются и в случае оговорок с 
комическим и абсурдным эффектом. «Я прошу Вас отрыгнуть (вместо чокнуться) за 
здоровье нашего шефа». Праздничный настрой неожиданно нарушается словом, 
вызывающим неприятное представление, и по примеру бранных и насмешливых речей 
нетрудно предположить, что именно таким образом выразилось намерение, 
противоречащее преувеличенному почтению, что хотели сказать примерно следующее: 
«Не верьте этому, все это несерьезно, плевать мне на этого малого и т. п.». То 
же самое относится к тем оговоркам, в которых безобидные слова превращаются в 
неприличные, как, например, apopos [по заду] вместо apropos [кстати] или 
EischeiЯweibchen [~гнусная бабенка] вместо EiweiЯscheibchen [белковая 
пластинка] (Мерингер, Майер). Мы знаем многих людей, которые ради удовольствия 
намеренно искажают безобидные слова, превращая их в неприличные; это считается 
остроумным, и в действительности часто приходится спрашивать человека, от 
которого слышишь подобное, пошутил ли он намеренно или оговорился.

Ну вот мы без особого труда и решили загадку ошибочных действий! Они не 
являются случайностями, а представляют собой серьезные психические акты, 
имеющие свой смысл, они возникают благодаря взаимодействию, а лучше сказать, 
противодействию двух различных намерений. А теперь могу себе представить, какой 
град вопросов и сомнений вы готовы на меня 
[44]
обрушить, и я должен ответить на них и разрешить ваши сомнения, прежде чем мы 
порадуемся первому результату нашей работы. Я, конечно, не хочу подталкивать 
вас к поспешным выводам. Давайте же подвергнем беспристрастному анализу все по 
порядку, одно за другим.

О чем вы хотели бы меня спросить? Считаю ли я, что это объясняет все случаи 
оговорок или только определенное их число? Можно ли такое объяснение перенести 
и на многие другие виды ошибочных действий: на очитки, описки, забывание, 
захватывание вещей «по ошибке» (Vergreifen),* их затеривание и т. д.? Имеют ли 
какое-то значение для психической природы ошибочных действий факторы усталости, 
возбуждения, рассеянности, нарушения внимания? Можно, далее, заметить, что из 
двух конкурирующих намерений одно всегда проявляется в ошибочном действии, 
другое же не всегда очевидно. Что же необходимо сделать, чтобы узнать это 
скрытое намерение, и, если предположить, что мы догадались о нем, какие есть 
доказательства, что наша догадка не только вероятна, но единственно верна? 
Может быть, у вас есть еще вопросы? Если нет, то я продолжу. Напомню вам, что 
сами по себе ошибочные действия интересуют нас лишь постольку, поскольку они 
дают ценный материал, который изучается психоанализом. Отсюда 
возникает

–
* Перевод этого слова на русский язык представляет значительные трудности. 
Vergreifen означает буквально «ошибка», «ошибочный захват» какого-либо предмета.
 Точный перевод слова зависит от контекста. Поэтому в одном случае мы переводим 
это слово как «захватывание (по ошибке)», в другом – как «действие по ошибке» 
(не путать с «ошибочным действием» – Fehlleistung, которое является родовым 
понятием к Vergreifen), в третьем – просто как «ошибка» (не путать со словом 
«Irrtum», которое также переводится как «ошибка»). – Прим. ред. перевода. 
[45]
вопрос: что это за намере