достижению
приостанавливаемых, в конечном же итоге, всегда сохраняющих свою
первоначальную природу, в степени, достаточной для того, чтобы обнаруживать
свое тождество (самопожертвование, стремление к сближению).

Мы, таким образом, думаем, что словом "любовь" в его многообразных
применениях язык создал вполне оправданное сообщение и что мы с успехом
можем применять это слово в наших научных обсуждениях и повествованиях.
Принятием этого решения психоанализ вызвал бурю возмущения, как если бы он
был повинен и кощунственном нововведении. А между тем, этим "расширенным"
пониманием любви психоанализ не создал ничего оригинального. В своем
происхождении, действии и отношении к половой любви "Эрос" Платона
совершенно конгруэнтен нашему понятию любовной силы психоаналитического
либидо. В частности, это до казали Нахмансон и Пфистер, а когда, апостол
Павел в знаменитом Послании к Коринфянам превыше всего прославляет любовь,
он понимает ее, конечно, именно в этом "расширенном" смысле', из чего
следует, что люди не всегда серьезно относятся к своим великим мыслителям,
даже якобы весьма ими восхищаясь.

Эти первичные .любовные позывы психоанализ ароsteriori и с момента их
возникновения называет первичными сексуальными позывами. Большинство
"образованных" восприняло такое наименование как оскорбление и отомстило за
это, бросив психоанализу упрек в "пансексуализме". Кто видит в сексуальном
нечто по стыдное и унизительное для человеческой природы, волен, конечно,
пользоваться более аристократические выражениями - эрос и эротика. Я бы и
сам с самой начала мог так поступить, избегнув, таким образом множества
упреков. Но я не хотел этого, так как я по мере возможности, избегаю
робости. Никогда не известно, куда таким образом попадешь. Сначала ус
тупишь на словах, а постепенно и по существу. Я не могу согласиться с тем,
что стыд перед сексуальностью- заслуга; ведь греческое слово эрос, которому
подобает смягчить предосудительность, есть не что иное, как перевод нашего
слова любовь; и, наконец, тот, на кого работает время, может уступок не
делать.

Итак, мы попытаемся начать с предпосылки, что любовные отношения (выражаясь
безлично, - эмоциональные связи) представляют собой также и сущность
массовой .души. Вспомним, что авторы о таковых не говорят. То, что им бы
соответствовало, очевидно скрыто за ширмой - перегородкой - внушения. Наши
ожидания пока основываются на двух мимолетных мыслях. Во-первых, что масса,
очевидно, объединяется некоей силой. Но какой же силе можно скорее всего
приписать это действие, как не эросу, все в мире объединяющему? Во-вторых,
когда отдельный индивид теряет свое своеобразие и позволяет другим на себя
влиять, в массе создается впечатление, что он делает это, потому что в нем
существует потребность быть скорее в согласии с другими, а не в
противоборстве, т. её может быть, все-таки "из любви" к ним.







----------------------------------------------------------------------------
               V. ДВЕ ИСКУССТВЕННЫЕ МАССЫ: ЦЕРКОВЬ И ВОЙСКО

Припомним из морфологии масс, что можно наблюдать очень различные виды, а
также противоположные направления в развитии масс. Есть очень текучие массы
и в высшей степени постоянные; гомогенные, состоящие из однородных
индивидов, и не гомогенные; естественные и искусственные, которым для
сплоченности нужно также внешнее принуждение; примитивные и высоко
организованные, с четкими подразделениями. По некоторым основаниям -
понимание которых пока неясно - мы хотели бы особо отметить различие, на
которое другие авторы обращали, пожалуй, слишком мало внимания; я имею в
виду различие между массами, где вождь отсутствует, и массами,
возглавляемыми вождями. В противоположность обыкновению, мы начнем наше
исследование не с относительно простых, а с высоко организованных,
постоянных, искусственных масс. Наиболее интересными примерами таких
массовых образований являются церковь, объединение верующих, и армия,
войско.

И церковь и войско представляют собой искусственные массы, т. е. такие, где
необходимо известное внешнее принуждение, чтобы удержать их от распадения"
и задержать изменения их структуры. Как правило, никого не спрашивают или
никому не предоставляют выбора, хочет ли он быть членом такой массы или
нет; попытка выхода обычно преследуется или строго наказывается, или же
выход связан с совершенно определенными условиями. Нас в настоящий момент
совсем не интересует, почему именно эти общественные образования нуждаются
в такой особой охране. Нас привлекает лишь то, что в этих
высокоорганизованных, тщательно защищенных от распада массах с большой
отчетливостью выявляются известные взаимоотношения, которые гораздо мене