|
тормозить свойственные ему первичные позывы и откажется от
удовлетворения своих склонностей привычным для него образом. Мы слышали,
что эти часто нежелательные последствия хотя бы частично могут быть
устранены более высокой "организацией" массы, но эго не опровергает
основного факта массовой психологии - обоих тезисов о повышении аффектов и
снижении мыслительной работы в примитивной массе. Нам интересно найти
психологическое объяснение душевного изменения, происходящего в отдельном
человеке под влиянием массы.
Рациональные моменты, как например, вышеупомянутая запутанность отдельного
человека, т. е. действие его инстинкта самосохранения, очевидно, не
покрывают наблюдаемых феноменов. Авторы по социологии и массовой психологии
предлагают нам обычно в качестве объяснения одно и то же, хотя иногда под
сменяющими друг друга названиями, а именно: магическое слово "внушение".
Тард назвал его "подражанием", но мы больше соглашаемся с автором, который
поясняет, что подражание включено понятие внушения и представляет собой
лишь его следствие. Ле Бон ясе непонятное в социальных явлениях относит к
действию двух факторов: к взаимному внушению отдельных лиц и к престижа
вождей. Но престиж опять-таки проявляется лишь в способности производить
внушение. Следуя Мак Дугаллу, мы одно время думали, что его принцип
"первичной индукции аффекта" делает излишним принятие факта внушения. Но
при дальнейшем рассмотрении мы ведь должны убедиться, что этот принцип
возвращает нас к уже известным понятиям "подражания" или "заражения",
только с определенным подчеркиванием аффективного момента. Нет сомнения,
что у нас имеется тенденция впасть в тот аффект, признаки которого мы
замечаем в другом человеке, но как часто мы с успехом сопротивляемся этой
тенденции, отвергаем аффект, как часто реагируем совсем противоположным
образом? Так почему же мы как правило, поддаемся этому заражению в массе?
Приходится опять-таки сказать, что это внушающее влияние массы; оно
принуждает нас повиноваться тенденции подражания, оно индуцирует в нас
аффект Впрочем, читая Мак Дугалла, мы и вообще никак не можем обойтись без
понятия внушения. И он, и другие повторяют, что массы отличаются особой
внушаемостью.
Все вышесказанное подготовляет утверждение, что внушение (вернее,
восприятие внушения) является далее неразложимым прафеноменом, основным
фактом душевной жизни человека. Так считал и Бернгейм, изумительное
искусство которого я имел случай наблюдать в 1889 г. Но и тогда я видел
глухое сопротивление этой тирании внушения. Когда больной сопротивлялся и
на него кричали: "Да что же вы делаете? Vous vous contresuggestionnez", то
я говорил себе, что это явная несправедливость и насилие. Человек, конечно,
имеет право на противовнушение, если его пытаются подчинить путем внушения.
Мой протест принял затем форму возмущения против того, что внушение,
которое все объясняет, само должно быть от объяснений отстранено. По поводу
внушения я повторял давний шутливый вопрос:
Христофор несет Христа, А Христос - весь мир, Скажи-ка, а куда Упиралась
Христофорова нога?
Когда теперь, после почти тридцатилетнего перерыва, я снова обращаюсь к
загадке внушения, то нахожу, что ничего тут не изменилось. Утверждая это, я
ведь имею право не учитывать одно исключение, доказывающее как раз влияние
психоанализа. Я вижу, что сейчас прилагают особые усилия, чтобы правильно
сформулировать понятие внушения, т. е. общепринятое значение этого слова;
это отнюдь не излишне, так как оно все чаще употребляется в расширенном
значении и скоро будет обозначать любое влияние; в английском языке, напр.,
"to suggest, suggestion" соответствует нашему "настоятельно предлагать" и
нашему "толчок к чему-нибудь". Но до сих пор не дано объяснения о сущности
"внушения", т. е. о тех условиях, при которых влияние возникает без
достаточных логических обоснований. Я мог бы подкрепить это утверждение
анализом литературы за последние тридцать лет, но надобность в этом
отпадает, так как мне стало известным, что подготовляется к изданию
обширный труд, ставящий себе именно эту задачу.
Вместо этого я сделаю попытку применить для уяснения массовой психологии
понятие либидо, которое сослужило нам такую службу при изучении
психоневрозов.
Либидо есть термин из области учения об аффективности. Мы называем так
энергию тех первичных позывов, которые имеют дело со всем тем, что можно
обобщить понятием любви. Мы представляем себе эту энергию как
количественную величину, - хотя в настоящее время еще неизмеримую. Суть
того, что мы называем любовью, есть, конечно, то. что обычно называют
любовью и что воспевается поэтами, - половая любовь с конечною целью
полового совокупления.
Мы, однако, не отделяем всего того, что вообще в какой-либо мере связано с
понятием любви, т. е., с одной стороны, - любовь к себе, с другой стороны,
- любовь родителей, любовь детей, дружбу и общечеловеческую любовь, не
отделяем и преданности конкретным предметам или абстрактным идеям. Наше
оправдание в том, что психоанализ научил нас рассматривать все эти
стремления как выражение одних и тех же побуждений первичных позывов,
влекущих два пола к половому совокуплению, при иных обстоятельствах от
сексуальной цели оттесняемых или на пути к ее
|
|