ие-, что стадный инстинкт не неразложим, не примерен в том смысле,
как примирен инстинкт самосохранения и половой инстинкт.

Нелегко, конечно, проследить онтогенез стадного инстинкта Страх
оставленного наедине маленького ребенка, толкуемый Трогтером уже как
проявление этого инстинкта, допускает скорее иное толкование Страх обращен
к матери, позже к другим доверенным лицам, и есть выражение
неосуществившегося желания, с которым ребенку ничего другого сделать не
остается, кроме как обратить его в страх. Страх одинокого маленького
ребенка при виде любого другого человека "из стада" не утихает, а наоборот,
с привхождением такого "чужого" как раз и возникает. У ребенка долгое время
и незаметно никакого стадного инстинкта или массового чувства. Таковое
образуется вначале в детской, где много детей, из отношения детей к
родителям, и притом как реакция на первоначальную зависть, с которой
старший ребенок встречает младшего. Старшему ребенку хочется, конечно,
младшего ревниво вытеснить, отдалить его от родителей и лишить всех прав;
но, считаясь с фактом, что и этот ребенок, как и все последующие, в такой
же степени любим родителями, и вследствие невозможности удержать свою
враждебную установку без вреда самому себе, ребенок вынужден отождествлять
себя с другими детьми, и в толпе детей образуется массовое чувство или
чувство общности, получающее затем дальнейшее развитие в школе. Первое
требование этой образующейся реакции есть требование справедливости,
равного со всеми обращения. Известно, как явно и неподкупно это требование
проявляется в школе. Если уж самому не бывать любимчиком, то пусть по
крайней мере ни единому таковым не быть! Можно бы счесть такое превращение
и замену ревности в детской и классной массовым чувством -
неправдоподобным, если бы позднее этот же процесс не наблюдался снова при
иных обстоятельствах. Вспомним только толпы восторженно влюбленных женщин и
девушек, теснящихся, после его выступления, вокруг певца или пианиста.
Каждая из них не прочь бы, конечно, приревновать -каждую другую, ввиду же
их многочисленности и связанной с этим невозможностью овладеть предметом
своей влюбленности, они от этого отказываются, и вместо того, чтобы
вцепиться друг другу в волосы, они действуют, как единая масса, поклоняются
герою сообща и были бы рады поделиться его локоном. Исконные соперницы, они
смогли отождествлять себя друг с другом из одинаковой любви к одному и тому
же объекту. Если ситуация инстинкта способна, как это обычно бывает, найти
различные виды исхода, то не будет удивительным, если осуществится тот вид
исхода, что связан с известной возможностью удовлетворения, в то время как
другой, даже и более очевидный, не состоится, так как реальные условия
достижения этой цели не допускают.

Что позднее проявляется в обществе, как корпоративный дух, и т. д., никак
тем самым не отрицает происхождения его из первоначальной зависти. Никто не
должен посягать на выдвижение, каждый должен быть равен другому и равно
обладать имуществом. Социальная справедливость означает, что самому себе во
многом отказываешь, чтобы и другим надо было себе в этом отказывать, или,
что то же самое, они бы не могли предъявлять на это прав. Это требование
равенства есть корень социальной совести и чувства долга. Неожиданным
образом требование это обнаруживается у сифилитиков в их боязни инфекции,
которую нам удалось понять с помощью психоанализа. Боязнь этих несчастных
соответствует их бурному сопротивлению бессознательному желанию
распространить свое заражение на других, так как почему же им одним
надлежало заразиться и лишиться столь многого, а другим - нет? То же лежит
и в основе прекрасной притчи о суде Соломоновом. Если у одной женщины умер
ребенок, пусть и у другой не будет ребенка. По этому желанию познают
потерпевшую. Социальное чувство основано на изменении первоначально
враждебных чувств в связь положительного направления, носящую характер
идентификации. Поскольку было возможно проследить этот процесс, изменение
это осуществляется, по-видимому, под влиянием общей для всех нежной связи с
лицом, стоящим вне массы. Наш анализ идентификации и нам самим не
представляется исчерпывающим, но для нашего настоящего намерения достаточно
вернуться к одной черте,-к настойчивому требованию уравнения. При
обсуждении обеих искусственных масс - церкви и войска - мы уже слышали об
их предпосылке, чтобы все были одинаково любимы одним лицом - вождем. Но не
забудем, требование равенства массы относится лишь к участникам массы, но
не к вождю. Всем участникам массы нужно быть равными меж собой, но все они
хотят власти над собою одного. Множество равных, кои могут друг с другом
идентифицироваться, и один-единственный, их всех превосходящий - вот
ситуация, осуществленная в жизнеспособной массе. Итак, высказывание
Троттера: человек есть животное стадное, мы осмеливаемся исправить в том
смысле, что он скорее животное орды, особь предводительствуемой главарем
орды.







----------------------------------------------------------------------------
                        Х. МАССА И ПЕРВОБЫТНАЯ ОРДА

В 1912 г. я принял предположение Ч. Дарвина, что первобытной формой
человеческого общества была орда, в которой неограниченно господствовал
сильный самец. Я попытался показать, что судьбы этой орды оставили в
истории человеческой эволюции неизгладимые следы; и, в особенности, что
развитие тотемизма, заключающего в себе зачатки религии, нравственности и
социального расчленения, связано с насильственным умерщвлением возглавителя
и прев