зает от наблюдения.
Возможно, что в Эдиповом комплексе совершается обратный поворот, что отец
при женственной установке принимается за объект, от которого ждут
удовлетворения непосредственные сексуальные первичные позывы, и тогда
идентификация с отцом предшествует объектной связи с отцом. Так же - с
соответствующими заменами - обстоит дело и в случае малолетней дочери.
Легко формулировать разницу между такой идентификацией с отцом и объектным
избранием отца В первом случае отец есть то, чем хотят быть, во-втором -
то, чем хотят обладать. Разница, следовательно, в том, задевает ли эта
связь субъект или объект человеческого "Я". Поэтому первая связь возможна)
еще до всякого сексуального выбора объекта. Гораздо труднее наглядно
изложить это различие метапсихически. Достоверно лишь то, что идентификация
стремится сформировать собственное "Я" по подобию другого, взятого за
"образец". Из более сложной ситуации мы выделяем идентификацию при
невротическом образовании симптомов Предположим, что маленькая девочка,
которую мы теперь возьмем как пример, испытывает тот же симптом .болезни,
как и ее мать, например, тот же мучительный кашель. Это может происходить
различно. Либо идентификация та же, из Эдипова комплекса, т. е. означав
враждебное желание занять место матери, и симптом выражает объектную любовь
к отцу; симптом реализуем замену матери под влиянием чувства виновности: ты
хотела быть матерью, так теперь ты стала ею, по крайней мере, в страдании.
В таком случае, это законченный механизм истерического симптомообразования,
либо симптом, равный симптому любимого лица (как например, Дора имитировала
кашель отца); тогда мы можем описать происходящее только таким образом, что
идентификация заняла место объектного выбора, объектный выбор регрессировал
до идентификации. Мы слышали, что идентификация является самой ранней и
самой первоначальной формой эмоциональной связи; в условиях образования
симптомов, т. е. вытеснения и господства механизмов бессознательного, часто
случается, что объектный выбор снова становится индентификацией, т. е. "Я"
перенимает качества объекта. Примечательно, что при этих идентификациях "Я"
иногда копирует нелюбимое лицо. а иногда любимое. Достойно внимания и то,
что в обоих случаях идентификация лишь частичная, крайне ограниченная, и
копируется только одна-единственная черта объектного лица.

Третьим, особенно частым и важным фактом симптомообразования является то,
что идентификация совершенно лишена объектного отношения к копируемому
лицу. Если, например, девушка в пансионе получает от тайного возлюбленного
письмо, вызывающее ее ревность, и она реагирует на него истерическим
припадком, то с несколькими из ее подруг, которые знают о письме. тоже
случится этот припадок, как следствие, как мы говорим, психической
инфекции. Это - механизм идентификации. на почве желания или возможности
переместить себя в данное положение. Другие тоже хотели бы иметь тайную
любовную связь и под влиянием сознания виновности соглашаются и на
связанное с этим страдание. Было бы неправильно утверждать, что они
усваивают симптом из сочувствия. Сочувствие, наоборот, возникает только из
идентификации, и доказательством этого является то, что такая инфекция или
имитация имеет место и в тех случаях, когда можно предположить еще меньшую
предшествующую симпатию, чем обычно бывает у подруг в пансионе. Одно "Я"
осознало в одном пункте значительную аналогию с другим "Я", - в нашем
примере одинаковую готовность к эмоции; затем в этом пункте возникает
идентификация и под влиянием патогенной ситуации, эта идентификация
перемещается на симптом, порожденный первым "Я". Таким образом,
идентификация через симптом делается для обоих "Я" признаком взаимного
перекрытия какой-то части их личности, которое должно оставаться
вытесненным.

Сведения, полученные нами из этих трех источников, мы можем резюмировать
следующим образом: во-первых, что идентификация представляет собой самую
первоначальную форму эмоциональной связи с объектом, во-вторых, что
регрессивным путем, как бы интроекцией объекта в "Я", она становится
заменой либидинозной объектной связи, и, в-третьих, что она может
возникнуть при каждой вновь замеченной общности с лицом, не являющимся
объектом сексуальных первичных позывов. Чем значительнее эта общность, тем
успешнее может стать эта частичная идентификация и соответствовать, таким
образом, началу новой связи.

Мы предчувствуем, что взаимная связь массовых индивидов уже по самой
природе такой идентификации является важной аффективной общностью, и можем
предполагать, что эта общность заключается в характере -связи с вождем.
Другое предположение может подсказать нам, что мы далеко не исчерпали
проблему идентификации, что мы стоим перед процессом, который психология
называет "вживанием", и который играет первостепенную роль для нашего
понимания чужеродности "Я" других людей. Но здесь мы ограничимся ближайшими
аффективными воздействиями идентификации и оставим пока в стороне ее
значение для нашей интеллектуальной жизни.

Психоаналитическое исследование иногда занималось и более трудными
проблемами психозов и смогло обнаружить идентификацию и в некоторых других
случаях, которые не сразу доступны нашему пониманию. Я подробно изложу два
этих случая как материал для наших дальнейших рассуждений.

Генезис мужской гомосексуальности в целом ряде случаев следующий: молодой
человек необыкновенно долго и интенсивно, в духе Эдипова комплекса,
сосредоточен на своей матери. Но, наконец, по завершении полового
созревания все