eсть масса, пока в ней не установились вышеуказанные связи; однако
нужно было бы признать, что в любой человеческой толпе очень легко
возникает тенденция к образованию психологической массы Нужно было бы
обратить внимание на различные, спонтанно образующиеся, более или менее
постоянные массы, и изучить условия их возникновения и распада. Больше
всего нас заинтересовала бы разница между массами, имеющими вождя, и
массами, где вождь отсутствует или являются ли те массы, где имеется вождь,
более первоначальными и более совершенными? В массах второго рода не может
ли вождь быть заменен абстрактной идеей, к чему ведь религиозные массы с их
невидимым вождем уже и являются переходом, и может ли общая тенденция,
желание, объединяющее множество людей быть заменой его же самого? Это
абстрактное начало, опять-таки, более или менее совершенно могло бы
воплотиться в лице, так сказать, вторичного вождя, и из взаимоотношения
между вождем и идеей вытекали бы разно образные и интересные моменты. Вождь
или ведущая идея могли бы стать, так сказать, негативными; ненависть к
определенному лицу или учреждению могла бы подействовать столь же
объединяюще и вызвать похожие эмоциональные связи, как и позитивная
привязанность. Тогда возник бы и вопрос, действительно ли так необходим
вождь для сущности массы, и многое другое. Но все эти вопросы, которые
частично могут обсуждаться и в литературе о массовой психологии, не смогут
отвлечь нашего внимания от основных психологических проблем, которые даны
нам в структуре массы Нас прежде всего увлекает одно соображение, которое
обещает ,нам доказать кратчайшим путем, что именно либидиозные связи
характеризуют массу.

Мы стараемся уяснить себе, каково в общем отношение людей друг к другу в
аффективной сфере.

Согласно знаменитому сравнению Шопенгауэра о мерзнущих дикобразах, ни один
человек не переносит слишком интимного приближения другого человека'.
Согласно свидетельству психоанализа, почти каждая продолжительная интимная
эмоциональная связь между двумя людьми - как то - брачные отношения,
дружба, отношения между родителями и детьми, содержит осадок отвергающих
враждебных чувств, которые не доходят до сознания лишь вследствие
вытеснения. Это более неприкрыто в случаях, где компаньон не в ладах с
другими компаньонами, где каждый подчиненный ворчит на своего начальника.
То же самое происходит, когда люди объединяются в большие единицы. Каждый
раз, когда две семьи роднятся через брак, каждая из них, за счет другой,
считает себя лучшей или более аристократической. Каждый из двух соседних
городов становится недоброжелательным соперником другого' каждый кантончик
смотрит с пренебрежением, свысока на другой. Родственные, близкие между
собой народные ветви отталкиваются друг от друга - южный немец не выносит
северянина, англичанин клевещет на шотландца, испанец презирает
португальца. То, что при больших различиях возникает трудно преодолимая
антипатия - галла к германцу, арийца к семиту, белого к цветному, - нас
перестало удивлять.

Когда вражда направляется против любимых лиц, мы называем это
амбивалентностью чувств, и конечно, слишком рационалистически объясняем ее
многочисленными поводами к конфликтам интересов, которые создаются именно
при столь интимных отношениях. В неприкрыто проявляющихся отталкиваниях и
антипатиях к близким мы узнаем выражение себялюбия, нарциссизма,
добивающегося своей самостоятельности и ведущего себя так, будто случай
отклонения от его индивидуальных форм уже есть критика последних и
заключает вызов их преобразовать. Почему столь велика чувствительность
именно к этим подробностям дифференциации, мы не знаем; несомненно, однако,
что в этом поведении людей проявляется готовность к ненависти,
агрессивность, происхождение которой неизвестно и которой хотелось бы
приписать примитивный характер".

Вся эта нетерпимость, однако, исчезает, кратковременно или на долгий срок,
при образовании массы и в массе. Пока продолжается соединение в массу и до
пределов его действия, индивиды ведут себя, как однородные, терпят
своеобразие другого, равняются и не испытывают к нему чувства отталкивания.
Согласно нашим теоретическим воззрениям, такое ограничение нарциссизма
может быть порождено только одним моментом, а именно, либидинозной связью с
другими людьми. Себялюбие находит преграду лишь в чужелюбии, в любви к
объектам. Тотчас же будет поставлен вопрос, не должна ли общность
интересов, сама по себе, и без всякого либидиозного вклада, привести к
проявлению терпимости к другому и к вниманию к его интересам. На это
выражение мы отвечаем, что таким путем осуществленное ограничение
нарциссизма все-таки не длительно, так как эта терпимость будет
продолжа