|
х влечений воздействует сходным образом.
Именно здесь следует искать решение загадки сложных взаимоотношений
чувства вины с сознанием. Чувство вины из раскаяния за деяние всегда
осознано; оно может оставаться бессознательным, будучи восприятием по-
буждения. Правда, этому противоречит невроз навязчивых состояний (и во-
обще не все так просто), Второе противоречие заключалось в том, что
энергия агрессивности оСверх-Яп предстает сначала как продолжение энер-
гии наказания со стороны внешнего авторитета; согласно другому взгляду,
она является, скорее, собственной агрессивностью, не нашедшей применения
и сталкивавшейся с этим препятствующим ей авторитетом. Первая точка зре-
ния лучше согласуется с историей, вторая - с теорией чувства виновности.
Противоречие, казавшееся непримиримым, было чуть ли не полностью сглаже-
но более детальным анализом: общим и существенным в обоих случаях оказы-
вается перенесение агрессивности внутрь. Клинические наблюдения в свою
очередь позволяют различать два действительных источника агрессивности
оСверх-Яп. В отдельных случаях доминирует воздействие одного или друго-
го, но в целом они взаимодействуют. Думаю, что в данном пункте следует
всерьез отстаивать ту точку зрения, которую я ранее рекомендовал в ка-
честве предварительной гипотезы. В новейшей аналитической литературе
предпочтение отдается учению, согласно которому всякое отречение, любое
препятствие удовлетворению влечения ведет или может вести к росту
чувства вины32. Мне кажется, что можно внести теоретическое упрощение,
если относить это только к агрессивным влечениям - тогда эту гипотезу
нелегко опровергнуть. Иначе как объяснить динамически и экономически
рост чувства вины, приходящий на место неудовлетворенного эротического
влечения? Это возможно лишь окольным путем, когда препятствие эротичес-
кому удовлетворению возбуждает частичную агрессию против мешающего удов-
летворению лица, после чего подавляется и сама агрессивность. Но и а
этом случае в чувство вины преобразуется только подавляемая и вытесняе-
мая оСверх-Яп агрессивность. Я убежден, что многие процессы можно предс-
тавить проще и яснее, если ограничить психоаналитическое учение о произ-
водном характере чувства вины агрессивными влечениями. Клинический мате-
риал не дает здесь однозначного ответа, поскольку ни одно из двух влече-
ний не встречается в чистом, изолированном от другого, виде. Но разбор
экстремальных случаев подтвердит, скорее, указанное мною направление.
Мне хотелось бы воспользоваться выгодами этого более точного подхода
применительно к процессу вытеснения. Известно, что симптомы неврозов яв-
ляются заменителями удовлетворения неосуществимых сексуальных желаний.
По ходу аналитической работы мы не без удивления обнаружили, что почти
за всяким неврозом скрывается известная доля бессознательного чувства
вины. Оно, в свою очередь, подкрепляет симптомы, использует их как ору-
дия наказания. Когда влечение подлежит вытеснению, то его либидонозные
составляющие превращаются в симптомы, а его агрессивные компоненты - в
чувство вины. Даже если эта формулировка лишь приблизительно верна, то и
тогда она заслуживает интереса.
У иных читателей этого сочинения могло возникнуть впечатление, что
они слишком часто слышали формулу о борьбе между Эросом и инстинктом
смерти. Она должна была характеризовать культурный процесс, в который
вовлечено человечество, но применялась также для индивидуального разви-
тия и, наконец, для раскрытия тайн органической жизни. Представляется
неизбежным сопоставление этих трех процессов. Применение одной и той же
формулы оправдывается тем, что культурное развитие человечества и разви-
тие индивида являются в равной степени жизненными процессами, к ним при-
менимы всеобщие характеристики жизни. Правда, это ничего не дает для их
разграничения. Пока что нам достаточно сказать, что культурный процесс
представляет собой такую модификацию жизни, которая возникает под влия-
нием Эроса и по требованиям Ананке, реальной нужды. Задачей культурного
процесса является объединение одиночек в сообщество либидонозно связан-
ных друг с другом людей. Но если пристально посмотреть на соотношение
культурного развития человечества и индивидуального процесса развития
или воспитания индивида, то мы без колебаний решим, что они сходны по
своей природе, если вообще не представляют собой один и тот же процесс
развития разнородных объектов. Конечно, культурное развитие человеческо-
го рода есть абстракция более высокого порядка, чем развитие индивида.
Поэтому его труднее изобразить наглядно, а при поиске аналогий возможны
натяжки и преувеличения. Но при однородности целей не удивляет и
сходство средств осуществления: здесь - включения индивида в ряды чело-
веческой массы, там - установление из множества коллективов их единства.
Огромное значение имеет одна отличительная черта обоих процессов. Прог-
рамма принципа удовольствия в индивидуальном развитии крепко держится
главной цели - достижения счастья, Вхождение в сообщество или приспособ-
ление к нему суть необходимые условия достижения Этой цели, хотя не будь
этих условий, идти к ней было бы легче. Иначе говоря, индивидуальное
развитие предстает как продукт интерференции двух стремлений: именуемого
оэгоистическимп стремления к счастью и стремления к объединению с други-
ми, именуемого оальтруистическимп. Оба эти наименования не идут далее
поверхностных характеристик. В индивидуальном развитии подчеркивается
эгоизм стремления к счастью; другое стремление, окультурноеп, как прави-
ло, довольствуется здесь ролью ограничителя. Иначе при культурном про-
цессе, где главенствует цель - создать единство из множества индивидов;
хотя еще сохраняется цель оосчастливитьп индивида, она оттесняется на
задний план. Кажется
|
|