акое, что может повредить столь ценимой и лелеемой им 
репутации, он чувствует себя оскорбленным, он переживает это как тяжкое 
предательство. Он может даже лгать, лишь бы спасти или защитить свое доброе имя.
 Для него нет ничего важнее репутации человека надежного, ответственного, 
который хорошо делает свое дело. Когда он говорит о себе, то не особенно 
откровенничает; он предпочитает рассказывать только о том, что подтверждает его 
высокую репутацию. 
    Он очень неохотно выступает поручителем, когда кто-то у кого-то занимает 
деньги: он боится за свою репутацию в случае, если должник не сможет заплатить. 
Если после обстоятельных размышлений он все же отваживается поручиться за 
третье лицо, а это лицо потом оказывается несостоятельным, то он переживает это 
как страшное, немыслимое предательство. Сам контролирующий не любит долгов, а 
если и бывает вынужден взять в долг, то стремится расплатиться как можно скорее,
 чтобы не уронить свою добрую репутацию. 
    Я заметила также, что контролирующие родители больше заботятся о своей 
репутации, чем о счастье детей. Детей они пытаются убедить в том, что все 
делается для их блага, но дети не столь наивны – они знают, когда родители 
думают о них, а когда о себе. Контролирующий родитель решает за детей, тогда 
как родитель поистине заботливый не жалеет времени, чтобы разобраться вместе с 
детьми, какое решение сделает их счастливыми. 
    Контролирующий не любит оказываться в положении, когда он не может ответить 
на вопрос. Поэтому, как правило, он охотно учится, проявляет интерес ко многим 
темам. Когда ему задают вопрос, он старается ответить во что бы то ни стало, 
даже рискуя наговорить невесть что; сказать "Я этого не знаю" для него 
невообразимо тяжело. Собеседник, сразу почувствовав, что правильного ответа не 
будет, может подумать, что его пытаются обмануть. В тех случаях, когда обычно 
говорят: "Я не знаю...", контролирующий считает едва ли не своим долгом 
ответить: "Я это знал. Не помню, где я это читал, но я это знал" пли проще: "Я 
читал об этом в такой-то книге". К сожалению, и это не всегда правда. 
Контролирующий слишком часто употребляет выражение "Я это знал". 
    Он возмущается, когда кто-то занимается его делами без разрешения. Например,
 он негодует, обнаружив, что кто-то читает его почту. Столь же болезненно 
реагирует он, когда кто-то вмешивается и отвечает вместо него в его присутствии,
 так как ему кажется, что это подрывает доверие к нему. Но он не замечает, что 
сам часто вмешивается и говорит вместо других. Например, контролирующий муж 
постоянно рассказывает зависимой жене (травма покинутой), что, как и почему она 
должна делать. Печально, но такого типа женщины сносят это молча. 
    Я должна добавить, что в супружеской паре, где один из партнеров является 
контролирующим, а другой – зависимым, первый нередко зависит от слабости и 
зависимости второго. Он считает себя сильным, поскольку контролирует партнера, 
но на самом деле имеет место другая форма зависимости. Когда пару составляют 
двое контролирующих, то вся их совместная деятельность определяется 
соотношением их сил. 
    Все приведенные выше примеры переживаются контролирующим как предательство. 
Если это тебя удивляет, значит, твое понимание слова "предательство" слишком 
узко. Что касается меня, то я пришла к осознанию этого понятия после многих лет 
работы. Я хорошо видела по своему телу, что страдаю травмой предательства, но 
никак не находила связи между этой травмой и всем тем, что происходило в моей 
жизни. Особенно трудно мне было увидеть роль моего отца, по отношению к 
которому у меня был глубокий эдипов комплекс. Я обожала отца и никак не могла 
взять в толк, почему я должна переживать предательство с его стороны, а тем 
более допустить, что я держу зло на него. 
    Прошло немало лет, прежде чем я смогла согласиться с тем, что он не отвечал 
моим ожиданиям, моим представлениям об ответственном мужчине. Я вышла из семьи, 
где решения традиционно принимали женщины, а мужчины их лишь повторяли. Я 
видела этот порядок у моих родителей, то же самое правило действовало среди 
дядюшек и тетушек. Из этого я заключила, что вся ответственность лежит на 
женщинах, поскольку они и сильнее, и практичнее. Мужчины в моих глазах, 
соответственно, выглядели слабыми, так как не контролировали ничего. На самом 
деле моя концепция была ложной: человек не принимает решения вовсе не потому, 
что он безответствен. И тогда мне пришлось переопределять слова 
"ответственность" и "обязательство". 
    После того как я дала себе время осмыслить все то, что происходило во 
времена моего детства, я поняла, что моя мать действительно принимала почти все 
решения, но отец всегда выполнял свои обязательства перед ней и принимал на 
себя ответственность. Если какое-то из решений матери оказывалось не самым 
лучшим, отец принимал его последствия вместе с ней. То есть он был человеком 
ответственным. 
    Для того чтобы достичь полного понимания ответственности, я привлекла к 
себе первого мужа и двух сыновей, которых считала безответственными и пыталась 
контролировать в течение очень длительного времени, прежде чем поняла, что мои 
представления обо всех мужчинах одинаковы и не отличаются от общепринятых. 
Стало понятно, почему я всегда настороже с противоположным полом – как, впрочем,
 и все контролирующие. Чтобы скорее излечить мою травму предательства, я 
привлекла к себе второго мужа, страдающего такой же травмой. Благодаря ему, я 
теперь имею возможность каждый день проверять ход лечения и степень уменьшения 
травмы. Я вижу огромную разницу в моем поведении с ним и с моим прежним мужем. 
    Контролирующий боится обязательств, и это идет от еще более сильного страха 
– страха отказа от обязательства. Он считает, что не сдержать слова и 
отказаться от своего обязательства равносильно предательству. Поэтому он 
считает своим долгом держ