шительно все. Мы в дальнейшем будем
придерживаться терминологии формалистов, обозначаю-
щих фабулой, в согласии с литературной традицией, имен-
но лежащий в основе произведения материал. Соотноше-
ние материала и формы в рассказе есть, конечно, соотно-
шение фабулы и сюжета. Если мы хотим узнать, в каком
направлении протекало творчество поэта, выразившееся
в создании рассказа, мы должны исследовать, какими
приемами и с какими заданиями данная в рассказе фа-
була переработана поэтом и оформлена в данный поэти-
ческий сюжет. Мы, следовательно, вправе приравнять
фабулу ко всякому материалу построения в искусстве.
Фабула для рассказа — это то же самое, что слова для сти-
ха, что гамма для музыки, что сами по себе краски для
живописца, линии для графика и т. п. Сюжет для рас-
сказа то же самое, что для поэзии стих, для музыки ме-
лодия, для живописи картина, для графики рисунок. Ина-

 
Анализ эстетической реакции	185
че говоря, мы всякий раз имеем здесь дело с соотноше-
нием отдельных частей материала, и мы вправе сказать,
что сюжет так относится к фабуле рассказа, как стих к
составляющим его словам, как мелодия к составляющим
ее звукам, как форма к материалу.
Надо сказать, что такое понимание развивалось с
величайшими трудностями, потому что благодаря тому
удивительному закону искусства, что поэт обычно ста-
рается дать формальную обработку материала в скры-
том от читателя виде, очень долгое время исследование
никак не могло различить эти две стороны рассказа и
всякий раз путалось, когда пыталось устанавливать те
пли иные законы создания и восприятия рассказа. Од-
нако уже давно поэты знали, что расположение собы-
тий рассказа, тот способ, каким знакомит поэт читателя
со своей фабулой, композиция его произведения пред-
ставляет чрезвычайно важную задачу для словесного ис-
кусства. Эта композиция была всегда предметом крайней
заботы — сознательной или бессознательной — со сторо-
ны поэтов и романистов, но только в новелле, развившей-
ся несомненно из рассказа, она получила свое чистое
развитие. Мы можем смотреть на новеллу как на чистый
вид сюжетного произведения, главным предметом которо-
го является формальная обработка фабулы и трансфор-
мация ее в поэтический сюжет. Поэзия выработала це-
лый ряд очень искусных и сложных форм построения и
обработки фабулы, и некоторые из писателей отчетливо
сознавали роль и значение каждого такого приема. Наи-
большей сознательности это достигло у Стерна, как пока-
зал Шкловский. Стерн совершенно обнажил приемы сю-
жетного построения и в конце своего романа дал пять
графиков хода фабулы романа «Тристрам Шенди».
«Я начинаю,— говорит Стерн,— теперь совсем добросо-
вестно приступать к делу, и я не сомневаюсь, что... мне
удастся продолжать дяди Тобину повесть, так же как и
мою собственную, довольно-таки прямолинейно.
Вот эти четыре линии46, по которым я подвигал-
ся в моем первом, втором, третьем и четвертом томе
(см. рис. 1—4. с, 192). В пятом я вел себя вполне бла-
гопристойно; точная, описанная мною линия такова (см.
рис. 5, там же).
Из нее явствует, что кроме кривой, обозначенной А,
где я завернул в Наварру, и зубчатой кривой В, соот-

 
186	Л.С. Выготский. Психология искусства
ветствующей короткому отдыху, который я позволил се-
бе в обществе госпожи Бонер и ее пажа,— я не позволил
себе ни малейшего отклонения до тех пор, пока дьяволы
Джона де-ла-Касса не завели меня в круг, отмеченный
Д; ибо что касается ( ( ( (, то это лишь скобки — обыч-
ные повороты то туда, то сюда, обычные даже в жизни
важнейших слуг государства; в сравнении же с поступ-
ками других людей — или хотя бы моими собственными
грехами под литерами А, В, Д — они расплываются в
ничто» (133, с. 38—39). Таким образом сам автор графи-
чески изображает как кривую линию развертывание сю-
жета. Если взять житейское событие в его хронологиче-
ской последовательности, мы можем условно обозначить
его развертывание в виде прямой линии, где каждый по-
следующий момент сменяет предыдущий и в свою очередь
сменяется дальнейшим. Так же точно прямой линией мы
могли бы графически обозначить п