м», как не-
которая аллегория, если притом этой грубой вставкой наруша-
ется весь характер Гамлета, то значит, Шекспир здесь впал в
такую глубокую ошибку, в какую может впасть лишь автор по-
средственных мелодрам, заботящийся о внешних эффектах, а не
о внутреннем смысле своих произведений. Но дело в том, что
Шекспир не впал в такую ошибку, и в его трагедии привидение
является необходимым и реальным лицом. Трагедия именно и на-
чинается с появления призрака. Оставим в стороне вопрос: верил
ли Шекспир в бытие привидений? Нам важно то, что в трагедии
Гамлет и Горацио видят привидение и не сомневаются в его дей-
ствительном бытии. Гамлет сомневается не в бытии привидения,
не в том, что ему явилось привидение, а в том, кто это привиде-
ние, действительно ли это дух его отца. Это сомнение овладевает
им сразу... И это сомнение, а не сомненне в бытии привидений
или в том, что он видел действительно привидение,— это сомнение
все растет в нем в продолжение развития действия; это сомнение
приводит его к решительному шагу, чтобы узнать истину, к ре-
шимости испытать совесть короля посредством театрального пред-
ставления... Гамлет действительно «полетел бы к мести», если бы
он сразу и бесповоротно поверил бы в то, что привидение есть
действительно дух его отца, а не сатана, принявший «заманчи-
в.ый образ». Когда у Гамлета после представления не остается
сомнений, что король — убийца его отца, он действует быстро и
решительно (?), не думая ни о каких практических соображени-
ях, убивает Полония, предполагая, что за занавеской спрятан не
он, а король». (ГЗ В. Ю. Николаев говорит об «искренности» мо-
нолога Гамлета перед молящимся королем: доказательство — убий-
ство Полония. «Я убью его»,— говорит Гамлет. Гамлет исполнил
это, и «лишь случай спасает короля». Толкование Ю. Николаева
после представления явно не выдерживает критики: а каков
смысл этого «случая», не приходится ли его трактовать Ю. Нико-
лаеву так, как Иванцов трактует явление Тени, как ошибку
Шекспира, нарушающую характер Гамлета? А история с поезд-
кой в Англию, а монолог по поводу Фортинбраса (точно соответ-
ствует монологу до представления по поводу актеров, а бездей-
ствие всего III, IV и V актов, а отсутствие плана перед катастро-
фой и ее «случайный» характер?). «Причина колебаний Гамлета
заключается в одном — в чуткой его совести. Если бы не приви-
дение, которое он считает то «блаженным духом», то «проклятым
призраком», «сатаной, принявшим заманчивый образ», если бы
не привидение сообщило ему об убийстве, а, положим, случайные
свидетели убийства, он бы не колебался и, наверно, оправдал бы
свои слова: «На крыльях я к мести полечу». Теперь ясно значе-
ние в трагедии привидения. Б нем узел трагедии, ее завязка. Вис-
тинном смысле завязкой трагедии надо назвать такое событие,
вследствие которого свободно развивается все действие и раскры-
вается вполне характер героя ее. (N3. Не есть ли это возвраще-
пие к учению о трагедийном характере? В конце Ю. Николаев
срывается и не выдерживает высоты своего толкования, сбиваясь
на иную концепцию, по все же концепция характера Гамлета как
чего-то априорно задуманного автором, что раскрывается в тра-

 
544	Л. С. Выготский. Психология искусства
гедии). «Такое событие в Гамлете — явление призрака. Следова-
тельно, в этой трагедии привидение представляет собой нечто не-
нзбежыое и необходимое, без чего не было бы и самой трагедии.
И, право, не понятно, почему именно привидение смущает столь
многих критиков Гамлета? Ведь вера в таинственное, в бытие ми-
ров иных, нездешних проникает собой все миросозерцание Гамле-
та. «На земле и на небе...» — говорит он Горацио. Весь его знаме-
нитый монолог о самоубийстве проникнут верой в бытие таин-
ственной, нездешней жизни; наконец, отрывок из монолога II ак-
та свидетельствует о том, что Гамлет верует в бытие таинствен-
ных, нездешних и злых сил. Почему же ему не поверить в прояв-
ление этих сил, добрых или злых, почему ему не поверить в при-
видение? Иванцов, кажется, думает, что Гамлет слишком «обра-
зован», чтобы поверить в привидение. Гамлет не таков. Он фило-
соф в истинном и глубоком смысле этого слова; загадка бытия
для него не теоретическая задача... а вопрос жизни и смерти. От-
сюда его скептицизм (?), по отсюда же и глубокая вера, которая
в конце концов побеждает. Борьба этого скептицизма с верой со-
ставляет сущность его душевной драмы, а необыкновенные собы-
тия, окружающие Гамлета, лишь заставляют выразиться эту ду-
шевную драму с необыкновенной яркостью и силой». Здесь, по
признанию самого Ю. Николаева, собрано и формулировано все о
Гамлете, что он писал по разным поводам и мимоходом. Глубокий
интерес к его взгляду все же не может заслонить всех его недо-
статков (неразъясненность фабулы, невыдержанность, натяжки):
он не увидел п