к взыскиваются с них его ошибки. Мы все должны
смириться и преклонить голову перед Неведомым...». Вся вещь
построена на призраке матери. «И точно, она боялась ее [жизни],
боялась тех тайных сил, на которых построена жизнь и которые
изредка, но внезапно пробиваются наружу. Горе тому, над кем
они разыгрываются!» Вся вещь построена на этих «тайных си-
лах» (трагическое), и если говорить о духе Шекспира, духе тра-
гического, то духом его полна эта вещь, а не духом Фауста. И не-
даром невысказанно, одним косвенным намеком указывается бли-
зость к Гамлету: герой в письмах говорит в предчувствии гибель-
ной любви, «смерти и гибели»: «А все-таки, мне кажется, что,
несмотря на весь мой жизненный опыт, есть еще что-то такое па
свете, друг Горацио, чего я не испытал, и это «что-то» чуть ли не
самое важное». Вообще сознательно (речь о Гамлете и Дон-Кихо-
те) Тургенев не понимал Гамлета, но бессознательно, в воспла-
менениях художественного творчества, совпадал с ним.... Траги-

 
Комментарии	539
ческое, дух Шекспира, дух Гамлета в лирическом отзвуке Турге-
нева (ср. в «Довольно» —- о Макбете и «дальнейшее — молчанье» —
конец вещи). «Понимание Шекспира начинается там, где есть
«трагическое сознание», а его не было в эти эпохи в России. Оно
начинается с Толстого и Достоевского,— эти два писателя — пер-
вые у нас воистину шекспировской стихии, то есть воистину тра-
гической», главное — Достоевский, потому что Толстой «был лишь
отчасти трагиком» (его отношение — глубоко интересный вопрос
проблемы — Шекспир и Россия). «Они [Достоевский и Шекспир] —
явления самые родственные: и в том и в другом дух Библии.
Трагическая бездна переживается при чтении Шекспира не в со-
знании, а в ощущении, в ощущении художественном, как неося-
заемые для мысли испарения почвы — или больше того — как ее
еще несознанный состав. В таком усвоении, когда отыскивается
бессознательная подпочва творческой мудрости, Шекспир мог
явиться нам — уже после Ницше, после декадентства». И говоря
о «роковых», или трагических страстях, порождаемых «древним
хаосом родимым», Вл. Гиппиус продолжает: «Не человек владеет
ими, а они владеют им — и несут его, и роняют, и возносят; и
крутят и мечут человеческую волю. Таков и Гамлет, и Макбет,
и Лир. Таков и Раскольников, и Рогожин, и Ставрогин, и Мыш-
кин, и Карамазовы». Здесь еще Гамлет не выделен из круга Мак-
бета и Лира. Но указание на близость героям Достоевского глу-
боко верное. Это тема особого исследования, манящая глубочай-
шими и неожиданными совпадениями. Здесь отдельные черты
приводятся (и ниже). Гамлета можно сблизить не с Рудиным, а
с Идиотом, с которым его роднит «иное бытие», грань между бе-
зумием и разумением, глубинная мистичность души, парализо-
ванность воли. А главное, есть в настроении этих образов, в их
свете что-то близкое; со Свидригайловым (ниже), который назы-
вает себя мистиком и видит привидения; Ставрогиным (Булга-
ков С. Н.: «Ставрогин — мистик... медиум (курсив.— Л. В.)... одер-
жимый». Особенно его безволие и то, что его драма сдвинута в
политическую (Иван Царевич); мать говорит о нем: «...он похож
больше, чем на принца Гари, на принца Гамлета»; с Карамазо-
выми, где отдельные черточки разбросаны по всему роману, в
его теме — отцовство, его мистическое начало,— трагедия Гамлета
наоборот (в ходе событий «Идиота»); отчасти с Раскольниковым.
Об отдельных чертах — ниже (см. выше также); в общем же, это
глубочайшая проблема, требующая особого исследования.
112* В. В. Розанов в некрологе по Ю. Н. Говорухе-Отроке («Лит.
очерки». Спб., 1899) говорит: «Однако заветные его темы остались
невыполненными... все... год за годом отодвигало выполнение долго
лелеянного им плана: написать полный и обширный разбор «Гам-
лета», любимейшего его произведения в европейской литературе...
Этот... человек был сам Гамлет... Печальная полузадумчивость
никогда почти не оставляла его; и вы чувствовали, как бы ни ма-
ло времени пробыли с ним, что между предметом текущего раз-
говора и главным устремлением его мысли есть непереступаемая
черта; что есть эта черта между предметами всех его видимых
забот и центром его души. Он был реалист... и он был мистик...
все освещалось в поле его зрения глубоким, неясным, несколько
матовым светом... рассеянность... некоторое ощущение вечности...

 
540	Л. С. Выготский. Психология искусства
индивидуализм —это еще Гамлетова черта... Он нет-нет и все воз-
вращался к «Гамлету»; помню, он любил цитировать из него
часть этого монолога: «Окончить жизнь — уснуть», и т. д. Вот уди-
вительное сплетение земного с небесным; вот взгляд сюда, па
землю, брошенный под углом не раскрытых, но ощущаемых не-
бесных тайн». В. Розанов, давая хара