ь в рассуждениях и неумеренность в
умствованиях» (курсив.—Л. В.). Все это, очевидно, В. Белинский
находит в этом монологе. Остается сказать, что, хотя в этой пла-
менной исступленной мольбе не видно и следа «гордости от мно-
жества познаний» (в этом проникнутом такой тоской незнания
монологе!), «расточительности в рассуждениях» (где здесь вообще
«рассуждения»?), «неумеренности в умствованиях» (?), однако но
этим опровергаются рассуждения Белинского. Указание на длин-
ноты неверно потому, что это не есть завершенный монолог, а
ряд прерывающихся и исступленных вопросов все нарастающего
безумия, отчаяния и ужаса, ведь Тень молчит, отсюда эта исступ-
ленная страстность, возрастание вопросов, длительность, длин-
ность, затягивание муки — из безмолвия Тени. Указание на его
«риторичность» говорит о том, что Белинский не почувствовал, не
воспринял поэтической красоты и силы этого места. «Риторично»
равносильно упреку — «непоэтично»; где риторика — там нет поэ-
зии. Здесь спора, конечно, быть не может. Однако помимо обще-
го указания на непрочувствованность Белинским этого места сде-
лано еще одно: риторично — для Белинского значило непоэтично,
не нужно, служебно. В связи с общим его пониманием «Гамлета»
ему, как и почти всем критикам (это глубоко важно, что почти
никто не принимает «Гамлета» всего ни на сцене, ни в критике;
не указывает ли это на то, что их толкования не охватывают
всего «Гамлета», что весь «Гамлет» в них не укладывается, при-
ходится урезывать его, приправлять), приходится выбрасывать
кое-что из «Гамлета» как риторику. Именно это место для Бе-
линского не нужно. К. Фишер говорит: «Вопрос содержит в себе
такой ужас перед мрачной мировой загадкой, что Шопенгауэр
особенно охотно приводит именно эти слова». Но К. Фишер пони-
мает его слишком общо (ужас, мировая загадка etc.), не вдвигая
его в самую трагедию; для нее, для ее «узких» пределов (в их
понимании) он только философское украшение, а не украшение
красноречия (риторика).
99 "...в трагическом пламени скорби — есть весь Гамлет».—
Отмечаемая самим Выготским близость его понимания «Гамлета»
к концепции спектакля Художественного театра видна из изло-
жения этой концепции, данного К. С. Станиславским: «Крэг очень
расширил внутренне содержание Гамлета. Для него он — лучший
человек, проходящий по земле, как ее очистительная жертва.
Гамлет не неврастеник, еще менее сумасшедший, по он стал дру-
гим, чем все люди, потому что на минуту заглянул по ту сторону
жизни, в загробный мир, где томился его отец. С этого момента
реальная действительность стала для него иной. Он всматривает-
ся в нее, чтобы разгадать тайну и смысл бытия; любовь, нена-
висть, условности дворцовой жизни получили для него новый
смысл, а непосильная для простого смертного задача, возложен-
ная на него истерзанным отцом, приводит Гамлета в недоумение
и отчаяние» (Станиславский К. С. Моя жизнь в искусстве,
с. 585-586).
 
532	Л. С. Выготский. Психология искусства
100* Термин взят у Джемса («Многообразие религиозного опы-
та»), там же указано, кем употреблен впервые. «Второе рожде-
ние» — прекрасные слова, показывающие всю силу изменения,
перерождения человека. Тень говорит, что загробная тайна не
«для земных ушей»: надо перемениться физически, чтобы выне-
сти это. Одно приближение к ней вызывает «иное рождение», из-
менение. Это удивительное чувство, когда человек на грани, у
крайнего предела земного, замечательно передано у Достоевского
(вот почему Гамлету открылось все, когда он уже стоял в моги-
ле): Кириллов («Бесы») говорит о минутах, когда кажется, что
времени больше не будет: «Это не земное; я не про то, что оно
небесное, а про то, что человек в земном виде не может перенести.
Надо перемениться физически (ср. слова Тени) или умереть
(Гамлет в минуту смерти постигает все)... Если более пяти се-
кунд, то душа не выдержит и должна исчезнуть. Чтобы выдер-
жать десять секунд, надо перемениться физически. Я думаю, че-
ловек должен перестать родить»... Ср.: то же чувство (Гамлет
Офелии — зачем рождать; не надо браков и т. д.) у Гамлета вы-
зывает его касание неземному. Интересно отметить еще, как вся-
кое касание иному, нездешнему, неземному, взятое до последней
глубины, вызывает ощущение провала времени. Ср.: Гамлет —
«порвалась дней связующая нить». В Апокалипсисе ангел кля-
нется, что времени больше не будет», говорит Ставрогин 150 («Бе-
сы»). Кириллов это подтверждает — см. выше — «это неземное».
Князь Мышкин («Идиот») говорит о припадках эпилепсии: «В этот
момент мне как-то становится понятно необычайное слово о том,
что времени больше не будет». Но это все ощущения неземной
гармонии, вызывающей