прощания, которое
определяет все — и любовь, и разрыв, и отказ от нее,
Гамлет встречается с Офелией два раза: раз на сви-
даеиа, устроенном королем и Полонием, раз на пред-
ставлении. В обоих случаях ясно, видна глубокая спле-
тенность общей трагедии Гамлета с его любовью к
Офелии. Офелия и ее судьба не посторонний эпизод в
пьесе, а глубоко вплетена в самую пантомиму траге-
дии,— но об этом особо. Гамлет после «быть...» гово-
рит: «Офелия! О радость! Помяни мои грехи в своих
молитвах, нимфа» (III, 1).
Офелия — это молитвенное начало в пьесе, в траге-
джн — ее преодоление, ее завершение: и это особенно
важно, что к ней с такими словами обращается Гамлет.
Он чувствует всегда свою греховность перед Офелией.
Это вообще чрезвычайно важное обстоятельство, глубо-
чайшее по значению: он сам относится к себе почти с
отвращением, граничащим подчас с гадливостью. Он
не только отрешен от людей и к ним так относится — он
отрешен от самого себя и к себе относится так же. Он
говорит: «Себя вполне узнаешь только из сравнения с
другими», — когда Озрик хвалит Лаэрта. Отношения к
Офелии вообще очень туманны: любовь их есть весь-
ма существенная сторона пьесы, а между тем нет ни
одной сцены в ней любовной или вообще между ними
обоими, где бы они сошлись сами, — в высшей степени
характерно для трагедии. Офелии говорит он злые сло-
ва о целомудрии и красоте.
 
Приложение	443
Гамлет. ...Прежде это считалось парадоксом, а теперь доказано.
Я вас любил когда-то.
Офелия.Действительно, принц, мне верилось.
Гамлет.А не надо было верить. Нераскаян человек и неис-
правим. Я не люблю вас.
Офелия.Тем больней я обманулась.
Гамлет.Ступай в монастырь. К чему плодить грешников? Сам
я — сносной нравственности. Но и у меня столько всего, чем по-
прекнуть себя, что лучше бы моя мать не рожала меня. Я очень
горд, мстителен, самолюбив. И в моем распоряжении больше га-
достей, чем мыслей, чтобы эти гадости обдумать, фантазии, что-
бы облечь их в плоть, и времени, чтобы их исполнить. Какого
дьявола люди, вроде меня, толкутся меж небом и землею? Все
мы кругом обманщики. Не верь никому из нас. Ступай добром
в монастырь. Где твой отец?
Офелия.Дома, милорд.
Гамлет.Надо запирать за ним покрепче, чтобы он разыгры-
вал дурака только с домашними. Прощай (III, 1).
Я любил тебя — я не любил тебя: с этим мы остаем-
ся до конца пьесы. Он посылает ее в монастырь — за-
чем рождать? Его матери было бы лучше не рождать
его. Здесь интимнейшая связь с его трагедией рождения
и общий смысл пьесы прощупывается особенно ясно: за-
чем рождения, иди в монастырь. О себе его слова глу-
боко важны и значительны. Еще одна черта — вопрос об
отце, и слова его ясно показывают, что Гамлет понял
все:
«Затворись в обители, говорю тебе: «Ступай в монахини, говорю
тебе! И не откладывай. Прощай... Довольно. На этом я спятил.
Никаких свадеб. Кто уже в браке, пусть остаются в супружест-
ве. Все, кроме одного. Остальные пусть воздержатся. Ступай в
монахини!»
Здесь в Гамлете душевная линия всей судьбы Офе-
лии, в музыкальности его повторений уже все молитвен-
ное, монашеское, монастырское безумие Офелии. Неда-
ром так созвучны его повторения «в монастырь» с ее на-
певом безумия, ничего не значащим: «Неу nоn nоnnу,
hey nunny» (IV, 5)*, точно отзвук его бесконечных to a
nunnery! — «в монастырь» 123*. В сцене представления
Гамлет говорит Офелии колкости. В цинизме этого
разговора есть что-то маскирующее124*, что при-
крывает, завешивает. Но ведь и завеса и маска в выс-
шей степени характерны и важны. Здесь (Гамлет ждет
представления, смотрит на сцену) слышится что-то

* «Скок-скок со всех ног» — в переводе Б. Пастернака.
 
444	Л. С. Выготский. Психология искусства
надрывное, что-то унизительно-отрадное и злое, когда
позор души, грех сорвал все внешние приличия и стес-
нения, когда обнаженность души уже