|
ской критике»). Правильно, на наш взгляд, формулирует
это Лансон: «Вся беда в том, что она (импрессионист-
* «Я писал для самого себя» (латин.).
12*
356 Л. С. Выготский. Психология искусства
ская критика), никогда не остается в границах. Пусть
человек опишет, что происходит в нем, когда он читает
ту или другую книгу, пусть он ограничится только изо-
бражением своей внутренней реакции, не утверждая ни-
чего другого,— его свидетельство будет драгоценно для
истории литературы и никогда не будет лишним. Но ред-
ко критик может устоять против искушения примешать
к своим впечатлениям исторические суждения или выдать
свое индивидуальное понимание за подлинную сущность
предмета» (цит. по 37).
Вот почему, не выдавая «свое индивидуальное по-
нимание за подлинную сущность предмета», не при-
мешивая к своим впечатлениям исторических сужде-
ний, ограничиваясь передачей своей внутренней реак-
ции па «Гамлета», скромным желанием пить из своего
стакана, каков он сам по себе ни есть, не утверждая
ничего другого,— одним словом, соблюдая все эти ус-
ловия, мы думаем, что этот критический этюд о чита-
тельских впечатлениях не будет лишним.
P. S. В настоящем предисловии упоминается об осо-
бой теме — чисто литературной, штрихи которой даны
в примечаниях. Она должна служить как бы введени-
ем к настоящему этюду и составляет вместе с другой
темой, чисто религиозной, о которой упоминается даль-
ше (гл. 1), предмет работы далекого будущего.
Эта последняя непосредственно примыкает к настоя-
щему этюду и следует сейчас за ним, так что этюд
занимает между ними среднее место, а все три, если
будут осуществлены когда-либо, составят трилогию,
посвященную религиозно-художественной проблеме
«Гамлета».
I
Есть в ежедневном замыкающемся кругу времени,
в бесконечной цепи светлых и темных часов — один, са-
мый смутный и неопределенный, неуловимая грань
ночи и дня. Перед самым рассветом есть час, когда
пришло уже утро, но еще ночь. Нет ничего таинствен-
нее и непонятнее, загадочнее и темнее этого странного
Приложение 357
перехода ночи в день. Пришло утро — но еще ночь:
утро как бы погружено в разлитую кругом ночь, как
бы плавает в ночи. В этот час, который длится, мо-
жет быть, всего лишь ничтожнейшую долю секунды,
всё — все предметы и лица — имеет как бы два различ-
ных существования или одно раздвоенное бытие, ноч-
ное и дневное, в утре и в ночи. В этот час время ста-
новится зыбким и как бы представляет собой трясину,
грозящую провалом. Ненадежный покров времени как
бы расползается по нитям, разлезается. Невыразимость
скорбной и необычной таинственности этого часа пу-
гает. Все, как и утро, погружено в ночь, которая вы-
ступает и обозначается за каждой полосой полусвета.
В этот час, когда все зыбко, неясно и неустойчиво, нет
теней в обычном смысле этого слова: темных отраже-
ний освещенных предметов, отбрасываемых на землю.
Но все представляется как бы тенью, все имеет свою
ночную сторону. Это — самый скорбный и мистический
час; час провала времени, разодрания его ненадежно-
го покрова; час обнажения ночной бездны, над кото-
рой вознесся дневной мир; час — ночи и дня82*.
Такой час переживает душа во время чтения или
созерцания трагедии о Гамлете, принце Датском. В та-
кой час бывает погружена душа зрителя или читателя,
ибо сама трагедия означена этим часом, сходна с
ним: у них одна душа. Самая непонятная и загадочная
трагедия, необъяснимая и таинственная в самой сущ-
ности своей, которая навеки останется неуловимой. Она
может в минуты, когда душа настроена на высокий ли-
рический лад, отпечатлеться неизгладимым образом,
оставить по себе неуловимый, но вечно действующий
след, раз и навеки ранить сердце с неизведанной до-
толе болью очарования. Нo этот образ нельзя уложить
в слова, это — мука глубинная и интимнейшая рана
души, и ее боль — боль неизреченная, неизглаголан-
ная, несказанная.
Поистине, она напоминает предрассветный час. Вся
она, хоть и видимая и осязаемая (слышимая), погру-
жена в какую-то ночь; все в ней расплывается, двоит-
ся 83. Все в ней имеет два смысла — один видимый и
простои, другой — необычный и глубокий. В пей за
каждым словом и положением открывается как бы
провал, нащупывается, ощу
|
|